— Это, несомненно, операция замечательная.
— О, что ему это, сэр! Он умел пересадить семенник петуха на живот курицы, и тот начинал расти.
— Говорят, — сказал я, — будто в его анатомическом театре всегда полно было наблюдателей.
— Целые толпы, сэр. Студенты к нему так и тянулись. Вскрыть субъекта было для него дело секундное.
— Зрелище, должно быть, весьма удовлетворительное.
— Наблюдать это, сэр, было подлинное удовольствие. С ножом он обращался прекрасно.
— Откройте мне один секрет, мистер Армитедж. Сколько субъектов он…
— Поставляли их регулярно. — Выпивши еще стакан портвейна, он взглянул на сына.
— Ему, отец, вы можете рассказать.
— В Лондоне, сэр, всегда умирает больше народа, чем рождается. Это достоверно. Всем не хватает места. Церковные погосты, того и гляди, лопнут.
— И все-таки он, должно быть, нашел источник.
— Скажу вам строго конфиденциально, сэр. Мистер Хантер был ординатором в больнице Святого Георгия. Не принесешь ли ты нам еще бутылку, Селвин? У него были ключи к тамошней мертвецкой. Довольно ли вам этих слов?
— Но он, верно, расчленил тысячи. Не все же они поступали из одного и того же места?
— Вы совершенно правы, сэр. Не все.
Я терпеливо ждал, пока Селвин Армитедж, вошедши в комнату с новой бутылкой, нальет вина в отцовский стакан. От предложенного я отказался.
— Слыхали вы о мешочных дел мастерах?
— Полагаю, нет.
— Воскресители. Работники Судного дня.
Я, разумеется, прекрасно знал, о чем он говорит, но притворился непонимающим, чтобы услышать дальнейшие секреты.
— Это люди, которые грабят могилы умерших. Или вламываются в склеп, чтобы оттуда стянуть свою жертву. Дело это не для белоручек, мистер Франкенштейн.
— Но ведь оно необходимо, сэр. Я в этом не сомневаюсь.
— Как еще возможно нам двигаться вперед? Разве смог бы мистер Хантер завершить свою работу над семенным канатиком?
— Не думаю.
— Стоили они очень дорого. — Осушивши стакан, он протянул его сыну. — Гинея за тело, а то и больше. Ребенок шел по цене за дюйм росту. Сделай одолжение, Селвин. Как бы то ни было, лучшие из них в своем деле были знатоки. Субъекта следовало доставить после того, как миновала стадия rigor mortis [16], но до наступления общего разложения. К тому же им приходилось избегать внимания толпы.
— Толпа в то время была хуже, — произнес Селвин.
— Их бы убили на месте, мистер Франкенштейн. На части разорвали бы. Толпа воскресителей ненавидела.
— Вы говорите о них в прошедшем времени, сэр. Но ведь они наверняка продолжают свое дело? Спрос, должно быть, велик, как всегда.
