— Чем могу служить, сэр?
— Я ищу мистера Армитеджа.
— Он перед вами.
— Полагаю, сэр, у вас есть сын.
— Есть.
— Мне посчастливилось встретить его в Париже, и я обещал нанести ему визит по возвращении в Лондон.
— Как ваше имя, сэр?
— Франкенштейн. Виктор Франкенштейн.
— Что-то… — он поднес руку ко лбу, — припоминаю. — Вошедши во внутренний коридор лавки, он позвал: — Селвин!
На лестнице, не покрытой ковром, послышались торопливые шаги, и в комнату вошел мой знакомый.
— Боже милосердный! — произнес он. — Я надеялся увидеть вас снова. Отец, это мистер Франкенштейн — тот, что изучает тайны человеческой жизни. Я рассказывал вам про него.
Взглянув на меня своими ясными глазами, отец, казалось, был удовлетворен.
— Вели матери принести нам зеленого чаю, — сказал он. — Вы пьете зеленый чай, мистер Франкенштейн? Он очень полезен для зрительных нервов.
— Рад буду его отведать, сэр.
— Селвин его пьет по утрам и вечерам. Я проверял его глаза, сэр. Ему от самого Темпл-бара ничего б не стоило разглядеть Монумент, не будь меж ними домов. Раз, стоя на Миллбэнке, он прочел вывеску лавки в Лэмбете.
— Поразительно.
В лавку вошла миссис Армитедж, неся поднос с чайником и чашками. Выглядела она существенно моложе своего мужа, на ней было зеленое атласное платье, едва прикрывавшее пышную грудь, а волосы она по моде завила кольцами.
— Не угодно ли чаю? — спросила она меня.
— Благодарю.
— Он горячий, сэр. Вода должна быть кипящею, иначе не почувствовать прелести листьев.
Итак, мы пили чай, а Селвин Армитедж пересказывал своему отцу подробности нашей встречи в парижской дорожной гостинице. Затем я поведал присутствующим о том, чем занимался в Оксфорде, стараясь не упоминать об экспериментах с человеческими телами. Вместо того я развлекал их описаниями эффективности электрического потока. Когда я рассказал про мертвого кота, шерсть у которого встала дыбом, а пасть раскрылась после небольшого электрического разряда, миссис Армитедж извинилась и поднялась в гостиную. Смеркалось, приближался вечер, и мужчины пригласили меня разделить с ними бутылку портвейна. Казалось, им жаль было меня отпускать.
После первого стакана я приступил к делам, интересовавшим меня более всего.
— Селвин говорил мне о том, что вы работали с мистером Хантером.
— Блаженной памяти человек. Был наилучшим хирургом в Европе. Любой канал мог раскупорить за какую-нибудь минуту. По грыжам ему не было равных.
— Расскажите ему о вашем свище, отец.
