— Папа очень печалится, — сказала она. — Надеюсь, ты сможешь его успокоить.
— Как же это сделать?
— Не знаю.
— Элизабет, я не могу здесь оставаться. Я не могу поселиться в Женеве.
— Я понимаю. Тебе здесь не место. Ты всегда горел честолюбием.
— Не знаю, как мне в этом повиниться.
— Я и не жду ничего подобного. Это похвально. Я всегда гордилась тобою, Виктор. С тех самых пор, когда ты был мальчиком, я наблюдала за тобою с восхищением. Помнишь, ты показывал мне, как живет цыпленок в курином яйце? Ты его изучал. Если тебе хотелось что-то познать, ты все подчинял своему желанию. — Говоря, Элизабет оживилась, словно возвратившись в прежние, до болезни, времена. — Ты докучал людям вопросами, на которые у них не было ответа. Почему облака меняют форму? Почему разрезанный червяк разделяется на два живых существа? Почему осенью листья меняют цвет? — Она замолчала. — Добейся успехов в науке, Виктор. Стань великой личностью.
В комнату вошли папа с молодым человеком, который поздоровался с Элизабет в манере самой непринужденной. Я решил, что это один из ее врачей, однако ж он мне не понравился.
— Элизабет, — сказал он, — самая терпеливая из моих подопечных. Она переносит банки и пластыри без малейших жалоб.
— Рад это слышать, — ответил папа. — Хорошо ли она ест?
— Она поддерживает свои силы. Мы полны самых лучших надежд.
В моих глазах это походило на маленькую комедию, разыгранную ради Элизабет, но выражение усталости на ее лице убедило меня в том, что на нее она не подействовала.
— Думаю, нам следует тебя оставить, — сказал я. — Ты утомлена.
— Да, — сказал папа. — Ей необходимо отдохнуть. Отдых есть лечение.
— Позволительно ли мне сознаться в том, что я устала? — Она взглянула на врача, который внимательно за нею наблюдал.
— Разумеется. Не забудьте, что перед ужином фортепьянный концерт. Мы будем слушать Моцарта.
— Теперь я уже не люблю слушать музыку.
Перед тем как уходить, отец обнял ее, вновь уговаривая есть получше и спать. Я сомневался в том, что она послушается его наставлений. Слишком далека была она от этого мира, чтобы обращать внимание на подобные вещи. Как только мы ушли от нее, глаза отца наполнились слезами. Я никогда прежде не видел его плачущим.
— Ей не жить, — сказал он. — Доктору это известно.
— Но ведь есть какая-то надежда?
— Ни малейшей. Доктора сказали, что улучшение невозможно. Чахотка поразила ее легкие.
— Но ведь доктора могут ошибаться.
— Ты слышал, как она дышит? Доктор сказал мне, что прошлой ночью рот ее был полон артериальной крови.
