— Боже мой, ну почему я не застраховал светильник?! — воскликнул профессор.
— А чем он так знаменит, Алон? — поинтересовалась я, чтобы отвлечь его от дурных мыслей. — Вы еще не старый, поедете, еще накопаете.
— Да о чем ты говоришь, Валерия! Это же уникальная вещь! Он сделан из части статуи Осириса. Статуя была посвящена Нефертити, и перед ее изображением царица воскуривала благовония!
Он говорил с таким убеждением, что мне тут же захотелось спросить, откуда он знает, чем занималась Нефертити столько лет назад? Усилием воли я сдержалась.
— У вас не найдется того экземпляра «Скупа»? Хотелось бы посмотреть…
— Да откуда, Валерия? — Сара всплеснула руками. — Все выкинули.
— Может, вспомните, от какого числа была газета?
— Двухнедельной давности, пятничная.
— Хорошо, — кивнула я. — Алон, дайте мне адрес Ципи, я хочу заехать к ней, поспрашивать немного.
— Спасибо, дорогая! Мы тут с женой совсем пали духом, особенно после этого страшного известия. Обратиться в полицию насчет светильника или повременить? Как ты думаешь?
— Подождите денек, вот я съезжу к Ципи, а там видно будет.
Собственно говоря, чего это я так с головой влезла в поиски злосчастного светильника, забросив дом и работу? Меня грызло чувство вины — самое разрушающее чувство. Мне казалось, что если бы груженый фургон с мебелью не остановился возле моего дома и из него не стали бы вытаскивать шкаф и книги, то все бы обошлось: светильник бы не пропал, Вадима бы не убили, а профессор Розенталь не хватался бы за сердце.
Но история не терпит сослагательного наклонения, и я, занимаясь расследованием, пыталась задушить в себе это тягостно-сосущее чувство.
* * *
Зазвонил телефон:
— Я имею честь говорить с мадам Кристи, снова вышедшей на тропу войны?
— Денис, ты опять за свое?
— Скажи мне, на тебе боевая раскраска?
— Нет, а что?
— Еврейский диалог у нас получается. Из одних вопросов, ты не находишь?
— Так что тебе надо?
— Могу я пригласить даму сердца в уютное местечко, дабы насладиться в ее обществе гастрономическими изысками и отменным вином? Короче, жрать хочешь?
— Хочу! — обрадовалась я, вспомнив, что давно ничего не ела.
— Тогда жду в центре ГУМа у фонтана. Ну, ты знаешь где. Ровно в полночь.
— Денис, ты что! Какая полночь?
— То есть, я хотел сказать, полчаса. Жду тебя через полчаса.
«Центром ГУМа у фонтана» мы называли площадь перед Дворцом Культуры, где били фонтаны разной высоты. Там всегда было прохладно и свежо, прыгали счастливые мокрые дети и спешила на концерты чинная публика, наряженная в вечерние костюмы. Охранников при входе интересовали больше дамские театральные сумочки, в которые они заглядывали со служебным рвением, нежели билеты, которые проверялись только перед первым действием. В антракте публика высыпала наружу, и на второе действие можно было спокойно пройти и без билета, и с бомбой. Очередной «тришкин кафтан».
