Мне бы такой курицей, а?
Однако пора было уже собираться. Я оделась со всякою тщательности", как на праздник. Эх, хорошо бы быть сегодня красивой; к сожалению, это уже невозможно. Волноваться было незачем, на всякий случай я приняла две таблетки квистазина и еще две - веселые, зелененькие - взяла с собой. Сумка, карандаш, блокнот, папиросы.
В третьем часу позвонил Черный и сказал, что ни ему, ни двум другим (Лысому и Худому) присутствовать не разрешили.
- Почему? - спросила я сухим ртом.
- Говорят, мы не специалисты.
- Ерунда! Как будто там будут одни специалисты.
- А вы позвоните председателю, чтобы нас пустили.
Он назвал номер.
- Я звонить не буду.
- Почему? Разве вы не хотите, чтобы мы пришли?
- Не хочу.
Вышло грубо. Черный обиделся и повесил трубку.
Эх, зря. Объяснить бы ему... Но сперва надо было объяснить себе самой: почему я не хочу, чтобы они пришли?
Почему?
Я размышляла об этом всю дорогу в Институт.
В автобусе было тесно. Сумку мою зажали между двух спин, я была зла и готова кусаться. Близко дышащие чужие рты наводили мысль об инфекции. "Вот оно, - думала я, - все дело в инфекционности. Я - как заразный больной, не хочу, чтобы от меня заражались. Буду стараться чихать мимо..."
В метро было просторнее, и мысли переменились. Теперь мне казалось: причина в том, что они, все трое, не сотрудники мои, а друзья. Они вступились бы за меня, потому что это я, и за мое Дело, потому, что это мое Дело. Такой заступы не надо ни мне, ни Делу. Значит, все к лучшему. Выходило резонно и даже благородно.
Только подходя к Институту, я поняла, что это все чушь, что ничего не к лучшему и, в сущности, я хочу, чтобы они пришли.
Ах ты, глупость человеческая!
В большом зале Совета со сметанно-белыми, лепными потолками было свежо, я сразу озябла. Черт меня надоумил одеться по-летнему. Высокие, стройные окна были открыты, из них струился ветер и колебал кожаные листья фикусов. Эти фикусы - гордость Института - росли здесь с незапамятных времен, огромные, древовидные, отлично ухоженные, каждый лист как лодка. Заседания Совета происходили как бы в саду. Раньше мне это нравилось, а сейчас нет. Мне не хотелось, чтобы меня прорабатывали в саду. Пусть бы это была обыкновенная комната с казенной мебелью, с инвентарными номерками на столах и стульях. Впрочем, присмотревшись, я увидела, что и здесь были инвентарные номерки: на каждой кадке с фикусом светлела овальная бляшка. Это меня как-то утешило. Однако ветер дул слишком сильно; волоски на голых руках встали у меня дыбом, каждый на своем пупырышке, и я боялась, что кто-нибудь это заметит. Лучше бы закрыть эти окна. Я подошла к ближайшему окну и вступила в борьбу со шпингалетами. Массивные бронзовые шпингалеты с петушьими головами - сама старина! - поворачивались с трудом. На третьем шпингалете подскочил Обтекаемый:
