И тут меня словно вытолкнуло из моего собственного сна. В считанные секунды, отделявшие дрему от бодрствования я вдруг поняла, что мучило меня в последнее время.
Уж очень походил тот самый подаренный камешек на стекляшки, которыми были обшиты купальники наших девочек.
Я помотала головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но ничего не получилось, напротив — все вдруг сформулировалось четко и однозначно.
Хотя и невероятно. Но ведь говаривал мой любимый джентльмен с Бейкер-стрит: «Если после того, как вы отбросите все неправильные решения, у вас останется одно, самое невероятное, именно оно и будет верным.»
Тем не менее любое, даже верное решение нуждается в проверке. И я решила действовать. Маленьким позолоченным пинцетом из маникюрного набора я осторожно отодрала один камешек, чуть помельче перечного горошка, завернула его в салфетку и положила в сумочку.
Нельзя сказать, что ювелирные лавочки являлись для меня местом постоянного гуляния, но одну, находившуюся не так далеко от дома я пару раз навещала, так что ее хозяин, маленький лысый старичок меня знал. При моем появлении он отложил механизм старинных часов, который до того внимательно рассматривал сквозь специальную лупу.
— Чем могу служить, мадам? — он привычным движением сдвинул лупу на лоб.
— У меня остался камешек от бабушки, — робко сказала я, — и я хочу его оценить.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал он, и снова лупа оказалась на своем привычном месте.
Он рассматривал камень пару минут, показавшихся мне вечностью. Наконец, он оторвался от созерцания, и сказал:
— У вас очень молодая бабушка, мадам, примите мои поздравления. Она завещала вам камень современной огранки.
— Д-да, я у нее была внучкой от четвертого брака, бабуля была ветреницей… — сейчас мне хотелось только побыстрей покинуть лавку ювелира.
Дома я стала рассуждать. Как такая вещь могла попасть к Линде, которая, естественно, не знала о его стоимости. Иначе она бы не подарила его мне. Если только… Если только она просто не хотела поскорее отделаться от опасного дара!
— Бойтесь данайцев, алмазы дарящих… — пробормотала я, лихорадочно соображая, во-первых, что делать и, во-вторых, с чего начать.
Тут до меня дошло, что в данную минуту я мучаюсь над вечными вопросами, беспокоившими русских революционеров начала ХХ века. Я с искренней злостью швырнула чертову шмотку в сумку.
— Позвоню-ка я господину Борнштейну, — громко сказала я, как будто кто-нибудь мог меня слышать. — Чем наша полиция лучше Ленина? Пусть-ка они поломают голову.
