— Позвольте представить вам, господин Шуман, госпожу Валерию Вишневскую, — пришел мне на помощь Элиэзер. — Валерия — наш координатор по общественным связям.
Вот уж не знала, что моя должность на этот раз будет называться именно так.
На лице хозяина ничего не отразилось. Он бросил мне:
— Следите, чтобы они высыпались, — и прошествовал дальше.
Класс! Я подивилась про себя точности формулировки. Если мои подопечные будут спать как следует, и притом в своих каютах, то у них будет цветущий вид. Вероятные ночные скандалы станут невозможными. Не зря у этого господина огромная фирма. Умеет ухватить суть…
Тем временем девушки, отстрелявшись на пирсе, поднимались по трапу на корабль, причем делали это крайне медленно: они останавливались на каждой ступеньке, позировали, усиленно махали руками и рассылали воздушные поцелуи. Так как последняя ступенька была выше предыдущих, а шли они исключительно спиной к кораблю, то на самой вершине их подхватывал матрос, и аккуратно ставил на палубу. Матросу эта работа ужасно нравилась, и судя по его виду он сожалел, что девушек было всего восемь.
Наконец я встретилась со своими подопечными. Как назло, вспомнилась фраза из журнала «Вог»: «Хочешь эффектно выглядеть — заведи безобразную подружку!» В данной ситуации все было наоборот.
Отбросив в сторону ненужные мысли (Валерия, ты на работе!), я произнесла бодрым голосом:
— Девочки, пойдемте, я покажу вам ваши каюты, — Элиэзер вместе с лекарством от тошноты вручил мне четыре ключа.
Девицы гуськом последовали за мной, оживленно переговариваясь, и я сразу стала похожа на мою любимую Раневскую — мачеху из «Золушки»: «За мной, мои крошки!»…
Четыре двухместные каюты располагались друг против друга, через несколько дверей от моей. Девицы начали возбужденно обсуждать, кто с кем будет жить. Рыжеволосая стояла поодаль со скучающим видом и не вмешивалась в споры. Наконец, все утряслось, и конкурсантки разбрелись по каютам.
Пусть устраиваются, а я приберу у себя, и потом пойду знакомиться с ними поближе. В конце концов, должна же я знать, у кого из девушек проблемы с разговорной ивритской речью…
В каюте у меня царил полный раздрай. Постель смята, будто на покрывале долго и упорно кого-то насиловали. Из чемодана, небрежно сброшенного на пол, свисали колготки. Моя сумка-портфель валялась раскрытой на столе. Из нее высыпались бумаги.
— Господи! — воскликнула я в сердцах. — Неужели этот разгром произошел только из-за того, что мне поплохело в течение пятнадцати минут. Тут же люди были! Гарвиц видел этот бардак. Что он обо мне подумает?
