Только нечто весьма странное ползло по склону вулкана. Напоминало оно ржаво-оранжевую трубу на тоненьких подпорках — вроде как у многоножки. Обрывалась штуковина совсем невдалеке от вершины.
Прямо на глазах у Питера труба медленно наливалась синевой.
Еще на день вперед: теперь все демонстрационные ящики разграблены; музей, судя по всему, опустел.
Итак, через пять столетий весь мир, или, по крайней мере, область Кампанию, захватила раса Неких Существ; при этом все человеческое население было истреблено или постепенно вывезено: захватчики также проявили интерес к содержимому музея, которое они, видимо, забрали с собой.
Куда и зачем?
Этот вопрос, по мнению Питера, мог иметь тысячу ответов, девятьсот девяносто девять из которых означали бы, что его афера потерпела крах. Последний оставшийся ответ гласил: в погреба — к безопасности.
Питер собственноручно соорудил чехол, чтобы скрыть прибор на верстаке и сферу над ним. Непривычное занятие — на него ушло добрых двое суток. Затем Питер позвал рабочих, чтобы пробить дыру в каменном полу рядом с перегородкой, оборудовать подъемник и открепить силовой кабель, обеспечивающий питанием сферу времени, до самой панели с предохранителями. Таким образом, кабель освободился еще не менее чем на сотню футов. Рабочие отвинтили от пола верстак, снабдили его колесиками, опустили в пустой погреб и удалились.
Питер развинтил болты и снял чехол. Затем заглянул в сферу.
Сокровища.
Ряды ящиков, больших и малых, терялись во мгле.
Пальцы аристократа ничуть не дрожали, когда Питер двинул вперед ручку реостата. Мутный наплыв — другой — затем движение, когда он двинул верньер быстрее, а затем просвет — до самых пределов охвата сферы времени.
Двести лет, догадался Питер, примерно от 2700-го до 2900 года, в течение которых в погреб никто не входил. Двести лет «неликвидного» времени.
Питер вернул реостат на начало просвета. Вытащив небольшой ящик, он его вскрыл.
Шахматные фигурки из слоновой кости с золотой инкрустацией. Флорентийские, четырнадцатого столетия. Роскошные.
Затем другой, из противоположного ряда.
Танские статуэтки, кони и воины, от десяти до четырнадцати дюймов высотой. Бесценные.
Томазо сообщил ему, что ящики не горят. Питер сам отправился на кухню посмотреть — и действительно. Куски лежали в ревущей печи целыми и невредимыми. Он вытащил один кочергой — на необтесанной древесине не обгорели даже мельчайшие щепочки.
Тут определенно был некий исключительный смысл. Поскольку ящикам предстояло отправиться обратно, никакое физическое воздействие в промежутке не могло дать эффекта; когда подошло бы время, они просто сложились бы в прежнем виде, подобно козлам Тора. Но горение — дело другое; горение высвобождало энергию, которую нечем было бы заменить.
