– А я думаю, – я решила встать на позицию Дениса, – что не такой он дурак, этот приезжий. Кого полиция будет искать в первую очередь? Того, кто утром не пришел на завтрак. А вот уехать после того, как станет известно об убийстве, да еще выразив свое возмущение, дескать «Мы отдыхать приехали, а тут такие вещи творятся!» можно безо всяких проблем. Скорей всего он так и сделал.
– Иди знай, сколько народу уже уехало, – печально произнес Рон.
И это было чистой правдой.
* * *
Утром мы с Денисом сидели на автобусной остановке. Автобус должен был придти через двенадцать минут, а пока мы разговаривали с дедулей в шортах по колено и в полотняной панаме. Деда звали Яков, было ему девяносто лет и ехал он в городскую поликлинику.
– Присаживайтесь барышня, – сказал он на чистом русском языке, совершенно без акцента. – Автобус вот-вот подойдет.
Усевшись рядом с занятным стариканом, я спросила:
– Вы кибуцник?
– Да, уже шестьдесят один год.
– Неужели? – восхитилась я, а Денис подошел поближе.
– Вы, наверное, были среди основателей этого кибуца?
– Да, – вздохнул старик, – знаете, что было здесь, когда мы пришли?
– Что?
– Болота. Сплошные болота, – старик смешно произнес слово «болота» с ударением на последнем слоге. – А нас – восемнадцать человек, из Москвы и из Питера. Нет, двое были из Варшавы. Мы купили эту землю у местного бедуинского шейха.
– А в Бунде состояли? – спросил Денис тоном: «В каком полку изволите служить?».
– Конечно, – кивнул Яков, – но потом решил, что мое место в Палестине. Я был завзятым сионистом. Твердо знал, что евреям незачем жить среди других народов. Место еврея – в своем государстве.
– Согласен, – Денис был невозмутим, – но в двадцатых годах и речи не могло быть о еврейском государстве. Ведь здесь была подмандатная британская территория.
– А мы ехали и ехали, – упрямо сказал старик. – Строили кибуцы, был энтузиазм и вера.
Подошел автобус. Старик показал карточку кибуцника и прошел вперед. Мы заплатили и уселись неподалеку от него.
– Все началось с чайников, – вдруг сказал он.
– Каких чайников? – спросила я.
– Приватных. Раньше у нас было все общее. И все были равны. Надо кому нибудь одеяло – пожалуйста, тебе дадут. Но если у тебя одно уже есть, то извини, второе получишь тогда, когда дадут всем. Это справедливо.
– А при чем тут чайники?
– Мы пили чай в столовой. Кто хотел, приходил, наливал. Всегда была заварка, сидели, общались. Разве это плохо? А потом… Проголосовали, что кибуцник может иметь свой электрический чайник дома. И все. Уже появилось что-то мое, а не общее. Пили чай и общались в своих комнатах. Так оно и пошло.
