– Вам нравится борьба? – спросил я сидевшего рядом джентльмена со столь же впечатляющим брюшком, как у бармена.
– По-моему, занятие глупое, – ответил он, – а моему сыну нравится. Я люблю настоящие игры вроде хоккея или футбола.
Я еще понаблюдал за вольной борьбой. Двое парней в бикини с выбритыми телами принимали разнообразные эротические позы. Неужели никто тут не чувствует греческий дух? Встал вопрос: почему я сегодня зациклился на гомосексуализме? Сначала заинтриговали и спровоцировали купальни, потом возникла идея снять фильм про геев, теперь в вольной борьбе проявляется гомосексуальный подтекст… Почему без конца поднимается вопрос о гомосексуализме? Пока нет ответа. Равно как и на еврейский вопрос.
Я спьяну сделал мысленную пометку: выяснить, почему мне так хочется разобраться в гомосексуальном и еврейском вопросах. Они встают в романе, над которым я буду работать в Колонии Роз. Сомнения разрешатся в произведении, в творческом процессе.
Наблюдая за вольной борьбой, я думал, по-прежнему занятый вопросом гомосексуализма, не считает ли американская психология наблюдение за обнимающимися на ринге мужчинами безопасным выражением чувственности подобного рода. У одного борца были грудные мышцы размером с обеденный поднос; в кульминационный момент хореографической битвы он придушил противника на собственной груди. Тому пришел театральный конец – вскоре он лежал на животе с заломленной назад ногой, готовый к доброй содомии. Матч кончился.
– По-моему, вольная борьба имеет сходство с порнографией, – сказал я пузатому джентльмену, отцу любителя данного вида спорта, не упомянув в связи с этим о греках. – Наверняка существует некая связующая формула. В обоих случаях люди с примечательным телосложением что-то изображают. То притворятся противниками, то тянутся друг к другу. Болельщики с той и с другой стороны преувеличенно это переживают, испытывая катарсис. Понимаете, что я имею в виду, сэр?
Джентльмен не отреагировал на мой тезис о связи вольной борьбы с порнографией, бармен крикнул:
– Последний заказ! – и я, жаждя добавить в свой организм пива, прекратил дискуссию о смысле симуляции объятий.
В два часа ночи слез с высокого табурета у стойки бара, и весь алкоголь, накопившийся в фольклорной деревянной ноге, бросился в голову. Вставая после многочасовой выпивки, всегда с неожиданным изумлением обнаруживаешь, что ты вдвое пьянее, чем думал. Поэтому лучше всего пить в постели, как я делал в Монклере. Никаких внезапных открытий.
