Потому что узнал Тимофея Ильича Петрухина, частого гостя моего шефа — естественно ведь Великому Художнику бывать у Великого Режиссера.
Сейчас Петрухин был удивительно похож на свой автопортрет — кстати, самую любимую мною из его картин. Помню, как на его выставке я раз шесть возвращался к автопортрету, снова и снова вглядываясь во вздутые яростью губы и усталый подбородок, в густую сеть морщинок.
Я не только смотрел. Я спрашивал себя, как осмелился художник так предать самого себя, так бесстрашно отдать на суд всем желающим свои ошибки и даже пороки. С картины смотрел человек, бывавший в своей жизни и лицемером и трусом. И в то же время сам факт, что такой автопортрет был написан и выставлен, служил лучшим оправданием для человека, осужденного самим собой, был свидетельством его откровенности и мужества.
— Ба, знакомые все лица! — засмеялся художник, грузно приподнялся с кресла, цепко ухватил меня за рукав и заставил опуститься на свободный стул. — Сиди, сиди, в ногах, как известно, правды нет. Сейчас выпьем, и расскажешь, зачем ты пришел к моему другу.
— Пей, парень. Лови момент, как говорят фотографы, — присоединился к нему хозяин.
— Он-то пусть выпьет, а вам обоим, может быть, хватит? — Девушка сурово смотрела на Петрухина.
— Смешно. Да мы с моим другом Филей… Правильно я говорю, Филя? Еще и не столько…
Но девушка больше не слушала его. Она быстро подошла к деду, расстегнула на нем ворот рубашки, заставила встать со стула, провела к дивану, уложила.
— Не сердись, Танюша, это сейчас пройдет, — детски оправдывался старик.
— Я не хотел, Танечка, не хотел, — растерялся Петрухин, на его лице появилось жалкое выражение.
Таким я его еще не видел. Впрочем, тот, кто знал знаменитый автопортрет, мог ожидать, что лицо Петрухина бывает и таким.
Секунда — и художника не было в комнате, потом за ним хлопнула дверь из кухни в прихожую, потом заскрипела входная дверь. Я нерешительно двинулся вслед за ним, слыша сзади:
— Подождите, товарищ, не уходите, мне скоро будет лучше.
— Зачем мой дед нужен вам? — резко спросила Таня.
— Меня прислал… просил зайти к вам Василий Васильевич.
— Ах, этот. А что ему и вам нужно?
Заикаясь, я объяснил, что вот у Филиппа Алексеевича есть, говорят, большая коллекция фотографий… где снят огонь…
Не дослушав, она быстро подошла к шкафу, вынула несколько папок.
— Ищите.
И начала хлопотать возле деда: намочила водой из графина полотенце, обмотала вокруг головы, высоко подняла ему ноги, подложив под них подушки…
