— Знакомьтесь, мой жених. — Спросила: — Где дед?
— Здесь, здесь, где же еще, где ему в Баташове, быть, как не у родной сестры.
— Ну вот и отлично. Где он сейчас?
— Да прогуляться пошел, обещал к четырем часам быть.
— Чувствует себя как?
— Говорит, прекрасно. Радовался, что ничего на нашей улице не изменилось. Фотографы, шутил, приходят и уходят, а фотографии остаются. Да вы садитесь пока здесь, молодые люди. Октябрь уж, а погода у нас как в августе. Сейчас молочка вынесу, не от своей коровы, от соседской, а все не чета магазинному.
Она хлопотала вокруг нас, угощала, осторожно расспрашивала. Но теперь, когда можно было не беспокоиться о деде Филиппе, меня тревожил Василий Васильевич: надо все-таки ему сообщить, в чем дело, чтобы зря не расстраивался из-за моего исчезновения.
— Пожалуй, схожу на почту, — нерешительно поднялся я. — Таня, проводишь?
— Да, а что тебе нужно на почте?
— Дам телеграмму Василию Васильевичу.
— Аннушкину? — радостно удивилась Танина тетя.
— Вы его знаете? — в свою очередь, удивился я.
— Кто же его в городе не знает! У нас из города один маршал вышел, один физик-академик, два писателя да Василий Васильевич. Ну из пригородных еще Петрухин Тимофей Ильич. Только тот пожиже будет, верно ведь? Ну идите, идите, тут недалеко.
— А ты знала, что твой дед и мой шеф земляки? — спросил я по дороге.
— Слышала, — как-то неохотно ответила Таня.
— А я нет. И Петрухин, хотя бывал у Василия Васильевича, никогда Баташов не поминал.
— Может, ему неприятно.
— Да, может быть, детство было трудное. Ага, вот и почта.
Я взял бланк и, не задумываясь особенно, заполнил его.
«Выехал Баташов просьбе жены связи неожиданным отъездом туда ее деда Филиппа Прокофьева. Вторнику вернусь. Илья».
Мы вышли с почты.
— Показать тебе мой городок? — спросила Таня. — До четырех мы многое успеем посмотреть…
К тетушке мы вернулись только около половины пятого. Деда не было. Не было его и в семь, и в десять.
— К знакомому зашел какому-нибудь, выпили с приездом, вот и вся оказия, — успокаивала Таню тетя. — воскресенье же.
Но когда дед не появился и к одиннадцати, она сдалась, повязала платочек и вместе с нами двинулась в обход ближней и дальней родни, включая сватьев и кумовей.
В два часа ночи мы вернулись. Филиппа Алексеевича не оказалось ни в одном из сколько-нибудь «подозрительных» мест. Не пришел он и утром.
В понедельник была поднята на ноги милиция.
Вторник не принес ничего нового.
Кроме телеграммы от Василия Васильевича, которая предлагала мне встречать назавтра утренний московский поезд.
