Шлока произнес:
— А теперь совершим то, ради чего мы и прибыли сюда. Я хочу, чтобы вы дали клятву верности друг другу.
Руки молодых людей переплелись; обняв друг друга за плечи все двадцать замерли возле священного дерева. И все вокруг них, казалось, застыло: солнце, медлившее возле горизонта, облако, переставшее торопиться с каким-то таинственным поручением по воле ветра, даже дыхание в ноздрях. Только еле-еле шевелились цветные лоскутки и тонкие цепочки на выбеленных ветрами сухих ветвях.
Траванкору казалось, что Рукмини сама похожа на эту речку, возле которой, сидя на корточках, ловко перемывала глиняные плошки и кувшины из-под молока. Такая же быстрая, верткая, такая же светлая. Тонкие косы двигались на ее спине, как живые, лукавый глаз золотисто поблескивал — она косилась на Траванкора и тайком посмеивалась.
— Почему ты на меня так смотришь? — спросила она наконец. — Разве пристало парню глазеть на девушку?
Траванкор, гордый воин, с важностью пожал плечами:
— Это ты на меня глазеешь.
— Я? Вовсе нет.
Она сложила миски, встала.
Удивительно хорошо здесь. Низкие ветви ив полощутся в реке, не страшась того, что стремительные воды оторвут длинные листья и умчат их прочь, ниже по течению. На перекате громко поет вода. Искры света, отраженные от речки, скачут по траве, по листьям, по лицу Рукмини. А чуть дальше от девушки, выше по течению, широко расставив тонкие ножки, стоит жеребенок и чутко прислушивается к тому удивительному миру, в который по велению добрых лошадиных богов и человеческого бога Агни, хранителя теплого очага, он был помещен и вверен заботам девушки.
— Я вовсе не на тебя глазею, — повторила Рукмини. — И что это за слово такое? Если ты воин, веди себя достойно. Вот лучше погляди сюда — этот жеребенок принадлежит мне. Когда он родился, отец подарил его мне. А Гаури завидует, и Ратарах — тоже. Еще бы, Ратарах — мальчик, да только я самая старшая, вот так-то. Конь — мой.
Заслышав голос девушки, жеребенок повернул морду к Рукмини. Она улыбнулась — не Траванкору, конечно, а маленькому коньку. Но и Траванкору кусочка этой улыбки досталось. Самую малость.
— Да, — сказал Траванкор. — Хороший конь вырастет.
— Я назвала его Светамбар, — похвалилась Рукмини. Красивое имя. Она гордилась тем, как хорошо придумала.
Не выдержала — повернула голову к юноше.
Он улыбался во весь рот, и она прыснув спрятала лицо в ладонях.
— Нет, все-таки ты на меня смотришь! — сказал он с торжеством.
