— Опасность! Опасность! — закричал Санкара, хватаясь за свой барабанчик. Гул из-под его пальцев, сперва еле слышный, затем все более настойчивый, казалось, проникал в самую сердцевину разума. — О, повелитель Калимегдана, от которого зависят наши жизни, — опасность! Внемли мне, внемли предостережению благой черной Кали, что пляшет на трупах своих врагов!
Властный ритм гудящего барабанчика завладел собравшимися. Приближенные раджи — воины, советники, доверенные слуги, — все замерли, не сводя глаз со жреца. А он, вертясь и вскидываясь, как будто его телом всецело завладели незримые духи, все говорил и говорил. Голос Санкары то взлетал наверх, к сводчатому потолку с причудливой расписной резьбой, то стелился по полу, среди пестрых плиток, подчиняясь непобедимому ритму жреческого бара-банчика, и белки закатившихся глаз отражали багровый свет факелов и свет встающего солнца, что проникал сквозь окна в зал.
— О повелитель, да пошлют тебе благие боги тысячи лет безбедной жизни! Опасность грозит моему радже, великая опасность! — выкрикивал Санкара звенящим, полным отчаяния голосом. — Волчонок народился, опасения мои подтвердились! Убей его не медля, или он перейдет тебе дорогу, и тогда наши дни превратятся в ночь, а ночь станет беззвездной. Я видел, как оживает изображение моей богини, когда некто обратил к ней молитву. Кали обещала кому-то выполнить давно обещанное. Я не молил мою богиню ни о чем, ибо у меня и моего повелителя есть все, и мы не нуждаемся в переменах! Стало быть, настойчив был некто из наших врагов. Опасность, великий раджа, большая опасность! Кали простерла благосклонную руку к нашим врагам…
Шраддха шевельнулся и решился нарушить общее молчание:
— Значит ли это, о мудрый Санкара, что нам надлежит выступить против воли самой Кали?
Санкара обратил к нему белые, закаченные глаза:
— О, нет! Мы обратимся против наших врагов и будем молить Кали о снисхождении — и она, быть может, не останется глуха к нашим мольбам… или, по меньшей мере, отвернется от наших деяний и дозволит нам довести до конца задуманное.
Безмолвно смотрел Аурангзеб па жреца Кали, и с каждым мгновением повелителю становилось все яснее, что голосом этого человека говорят сами боги, соблаговолившие раскрыть перед ним будущее. Руки и ноги Санкары сводило от нечеловеческого напряжения, губы едва шевелились, и только голос жил, словно обрел независимое бытие, только голос звучал настойчиво и ясно:
— Убей, убей сейчас мальчика, не то будет поздно. Не то будет слишком поздно, о повелитель!
