Несколько раз казалось, будто Шраддха вот-вот сокрушит Конана, но варвар всегда успевал принять изогнутую саблю на меч, после чего, отбросив соперника назад, переходил в атаку.
Наконец Конан сделал решающий ход и остановил свой меч в ладони от головы Шраддхи.
— Я убил тебя, — сообщил варвар, переводя дыхание и убирая меч.
Шраддха, посеревший от страха, принужденно рассмеялся.
— Делать нечего! Признаю свое поражение, — сказал воин раджи. — Ты действительно великолепный боен. Немногим удавалось одержать надо мной верх. Да и то — такое происходило в те годы, когда я был очень молод.
— Стало быть, ты еще достаточно молод, — миролюбиво усмехнулся Конан.
* * *
Высоко в небе кружит орел. Завис в небе, почти не взмахивая крылами. Взгляни на него — и покажется, будто время течет медленнее, а потом и вовсе замирает, и будет стоять неподвижно, пока пронзительный крик птицы не позволит ему тронуться с места. Должно быть, нет ничего, что укрылось бы от орлиного взора. Сверху ему далеко видны необъятные джунгли и широкая равнина, покрытая серебристой травой.
Горизонт волнист, чуть потревожен пологими зелеными холмами. Синяя лента реки в обрамлении ярко-желтых зарослей камыша вьется среди холмов. Сплошное море джунглей колышется вдали, и там, ближе к краю мира, деревья кажутся не зелеными, а синими.
Почти каждый день Шлока взмывал в небеса над Вендией. Не только осматривал землю мудрец, но и любовался ею. Воистину, величава и прекрасна земля Вендии! Некоторые жрецы в храмах говорили о том, что завидуют божествам, что объезжают небеса на волшебной колеснице, запряженной крылатыми конями. «Какие дивные, недоступные воображению человека картины, должно быть, открываются им тогда!» — вздыхали священнослужители, хорошо Лакомые с обычаями божеств.
Шлока, в отличие от них, не догадывался, а знал из личного опыта — что именно видят боги, когда восходят на небо. Иногда зрелище действительно было захватывающим и прекрасным, но иногда… Иногда Шлока предпочел бы не обладать своими чудесными магическими способностями. Он давно уже подозревал о том, что дар и проклятие — лишь две оборотных стороны одной и той же монеты.
Ибо Шлока не мог не превращаться в орла. Происходило это на рассвете, в часы наибольшего уединения. Стоило лишь лучу солнца коснуться век спящего мудреца, как он пробуждался. Он открывал глаза, и его темная радужка бледнела, становилась желтой — она точно выцветала. Изменялся и зрачок, удлиннялось лицо, нос превращался в клюв, тело делалось легким и покрывалось перьями, руки сами собой взмахивали, поднимая Шлоку в небеса…
