Низкий, глубокий голос Алекса звучал с хрипотцой. Небеса милосердные, Кейт и в самом деле затрясло.
— Ох! — вырвалось у нее вместе с прерывистым вздохом.
— Да, вот именно ох… Ты поможешь мне?
— П-помочь тебе?
— Да, пожалуйста.
Он слегка подался к ней бедрами. Одежда не могла скрыть, что его жезл увеличился до примечательных размеров.
Кейт никогда не задумывалась над подобными вещами, но в данном случае можно было бы сказать, что чем крупнее мужчина, тем больше его…
— Как думаешь, ты могла бы расстегнуть эти пуговицы? Я уверен, что твои пальчики более ловкие, чем мои. К тому же, как ты могла заметить, — в голосе у Алекса появились насмешливые нотки, — я нахожусь в таком состоянии, что явно не справлюсь с делом.
— Да, я это заметила.
В конце концов, она сама начала игру. Те мысли, с которыми он явился к ней, устроили Кейт, вот она и заговорила о своих предложениях и о своем желании определять направление игры. Но мысль о том, чтобы раздеть Алекса, хоть исходила не от нее, была заманчивой.
— Очень хорошо, я помогу тебе.
Алекс глубоко втянул воздух, когда Кейт подступила к нему совсем близко. Дивный запах женщины. От Кейт всегда пахло лавандой, но сейчас к этому аромату примешивался запах тела, разгоряченного желанием. Он хотел трогать Кейт, целовать, полностью обнажить ее тело и упоенно обонять сладковатый запах мускуса и женщины.
Ее пальцы никак не могли справиться с одной из пуговиц; Алекс почувствовал боль и, негромко охнув, на секунду зажмурился. Небеса — или, вернее, преддверие рая. В настоящий рай он попадет скоро, в постели.
Кейт подняла на него глаза.
— Я сделала тебе больно?
— Н-нет.
Он едва мог говорить. Едва мог думать. Он опустил руки на плечи Кейт. Он должен хоть на что-то опереться, иначе может упасть, теряя последние силы. Кейт, слава Богу, не противилась. Она была поглощена тем, что делали ее пальцы, ее чудесные, возбуждающие страсть пальчики. Наконец она расстегнула последнюю пуговицу.
Алекс почти упал в объятия ее теплых, гладких, нежных рук. О Боже! Он в жизни не испытывал ничего настолько исключительного и прекрасного.
Кейт начала поглаживать его — легкими, осторожными движениями.
Алекс тяжело дышал, словно только что проделал забег в соревнованиях на скорость.
— Тебе нехорошо, Алекс?
— Да. — Неужели это кваканье его собственный голос? — Нет.
— Я причинила тебе боль?
— Нет. О Боже, нет.
— Могу я снять с тебя брюки?
— Да. — Он был готов умолять ее сделать это — или как можно быстрее сорвать их собственными руками. — Прошу тебя.
