А у шофёра своих двое — вот он голову руками и обхватил.
Одно хорошо: бабушка, слава тебе, Господи, одинокая была — мужа у неё заранее расстреляли. Потом, правда, извинились. Ей, конечно, всё равно помирать было — девятый десяток, сколько можно за луком ходить? — но она предполагала — без КАМАЗа.
И у шофёра были другие планы на вечер. И санитары в нарды не доиграли — пришлось из-за бабушки этой ехать к чёрту на кулички.
А уж старшина гаишный и вовсе ни в чём не виноват: хотел, как человек, смену сдать, домой поехать, «Поле Чудес» посмотреть и надраться в сиську — а теперь стоит под дождём на Большой Котельной, трезвый и злой, протокол составляет…
Эх, братцы вы мои! — третий год при демократии живём, а счастья всё нет и нет.
Ефим Абрамович Циперович работал инженером, но среди родных и близких был больше известен как масон.
По дороге с работы домой Ефим Абрамович всегда заходил в «Гастроном». Человеку, желавшему что-нибудь купить, делать в «Гастрономе» было нечего, это знали все, включая Ефима Абрамовича, но каждый вечер он подходил к мясному отделу и спрашивал скучающего детинушку в халате:
— А вырезки что, опять нет?
Он был большой масон, этот Циперович.
Дома он переодевался из чистого в тёплое и садился кушать то, что ставила на стол жена, Фрида Моисеевна, масонка.
Ужинал Ефим Абрамович без водки. Делал он это специально. Водкой масон Циперович спаивал соседей славянского происхождения. Он специально не покупал водки, чтобы соседям больше досталось. Соседи ничего этого не подозревали и напивались каждый вечер, как свиньи. Он был очень коварный масон, этот Циперович.
— Как жизнь, Фима? — спрашивала Фрида Моисеевна, когда глотательные движения мужа переходили от «престо» к «модерато».
— Что ты называешь «жизнью»? — интересовался в ответ Ефим Абрамович. Масоны со стажем, они могли разговаривать вопросами до светлого конца.
После ужина Циперович звонил детям. Дети Циперовича тоже были масонами. Они масонили, как могли, в свободное от работы время, но на жизнь всё равно не хватало, потому что один был студент, а в ногах у другого уже ползал маленький масончик по имени Гриша, радость дедушки Циперовича и надежда мирового сионизма.
Иногда из соседнего подъезда приходил к Циперовичам закоренелый масон Гланцман, в целях конспирации взявший недавно материнскую фамилию — Финкельштейнов. Гланцман пил с Циперовичами чай и жаловался на инсульт и пятый пункт своей жены. Жена была украинка и хотела в Израиль. Гланцман в Израиль не хотел, хотел, чтобы ему дали спокойно помереть здесь, где промасонил всю жизнь.
