Сок дал себя знать минут через десять. Конфузливо пряча глаза, Иванушкин буркнул Альбине: «Я сейчас», — и стараясь двигаться с достоинством, а не козлиной припрыжкой, устремился к заведению.
Перед заведением сидела тётка и взамен удовольствия требовала с людей денег, денег же у Вади не было ни гривенника. Сначала хотел было Вадя объяснить про тёщу и голубцы, но потом понял, что не успеет, молча перешагнул через турникет и устремился.
(Здесь автору, как сами понимаете, опять стыдно за героя, но что поделать: герои у авторов не спрашивают — выходят замуж за генералов, бегут среди повести в туалет…)
К моменту, когда процесс пошёл, за вадиной спиной уже стоял пришедший на тёткины истошные крики милиционер. Он стоял молча, охраняя Иванушкина, — как главу государства при исполнении. Вадя, которому уже успело полегчать, увидел эту картину как бы со стороны — и возгордился.
— Нарушаем? — спросил милиционер, когда Иванушкину полегчало окончательно. Иванушкин хотел повиниться и рассказать про голубцы, но сказал только:
— Сеня!
Ибо перед ним стоял Семён Супец, друг-приятель молодых лет, совместно проведённых в областном культурном очаге, славном городе Сельдерейске. С той золотой поры изменился Сеня не сильно — только сдуло с него ветром времени пионерский галстук, да надуло взамен пушистые усы со старшинскими погонами, да сам раздался чуток во все стороны. А так — Супец и Супец!
Видимо, Иванушкина жизнь изменила не в пример сильнее, потому что на своё имя старшина среагировал как на провокацию — и только когда снял Вадя шапчонку, напрягся памятью и вымолвил поражённый:
— Эйсебио, козёл бодучий!
Тут опять надо объяснить. «Эйсебио» — было прозвище Иванушкина, полученное за великий гол, забитый им на стадионе «Жатый колос» в матче против третьей школы. Иванушкин закатил мячик задницей, чем навек опозорил третью школу и обессмертил своё имя. (Неизвестно, забивал ли Эйсебио голы задницей, но если нет, то это его упущение). Что же до обращения «козёл бодучий», то здесь Иванушкин совершенно не при чём: «козла» старшина Супец уже много лет вставлял лыком во всякую строку.
Одним словом, опознание произошло, и через минуту старшина, держа задержанного за локоть, торжественно проследовал с ним мимо корыстолюбивой тётки. При этом задержанный счастливо лыбился.
Зайдя за угол, бывшие сельдерейские пионеры расцепились, и Вадя засемафорил Альбине своей шапочкой. Старшина, как Альбину увидел, раздался во все стороны ещё шире, тихонечко присвистнул и одними губами прошептал насчёт бодучего козла.
