На государство, которое любит силу, трудно напасть, а государство, на которое трудно напасть, непременно добьется процветания. Легко нападать на страну, где поощряют красноречие, а государство, на которое легко нападать, непременно окажется в опасности…».[6]
Законники на свой лад восприняли некоторые общие принципы китайской политической культуры. Например, они утверждали, что там, где действуют правильные законы, власть воздействует силой как бы безотчетного внушения, чиновники без видимого принуждения добросовестно выполняют свои обязанности, правителю же осается только поддерживать существующий порядок, не вмешиваясь в деятельность администрации. Другими словами, правитель должен следовать «недеянию» и притом быть скрытным и непредсказуемым, ибо только так он сможет держать в страхе подданных и сохранить свою абсолютную власть. В то же время он должен повсюду иметь своих тайных осведомителей, доставляющих ему точные сведения о положении дел в государстве и настроении подданных. Эта система государственного сыска предстает неким материальным суррогатом сверхчувствительного «просветленного сознания», которое в учении даосов и конфуцианцев позволяет мудрому правителю откликаться «всем переменам в мире». Правитель у законников, так же как у даосов и конфуцианцев, должен быть подобен чистому зеркалу, бесстрастно отражающему все, что появляется перед ним. Власть государя, именно в силу своего безусловного характера, осуществляется как бы спонтанно, она есть реальность в равной мере объективная и субъективная: она является следствием одновременно объективных условий существования государства и умелой организации государственного аппарата.
Наконец, в практической политике правитель должен уметь издавать ясные и реалистические законы, что также роднит законников с даосскими поборниками простой жизни (которых они чтили) и даже с конфуцианскими проповедниками честности (которых они ненавидели). Впрочем, как и в традиционной китайской стратегии, такая «административная» честность не мешала законникам считать залогом успеха в политике секретность и даже преднамеренный обман.
Утопия «органического деспотизма», предложенная законниками, была опробована на практике первым императором Китая Цинь Шихуанди, но оказалась нежизнеспособной. Помешал «человеческий фактор»: полностью устранить из политики человеческие чувства и личный интерес оказалось невозможным. Тем не менее многие положения легизма, в том числе лозунг «усиления войска», стали важной частью государственной политики в китайской империи.
