Колумб наконец решился спешиться и двинулся к скромным вратам этого седьмого чуда света.
Он вошел в лес, тенистый и почти прохладный. Стройные стволы колонн. Робко и боязливо шагнул вперед — во дворец божества, побежденного политикой.
Из темноты до него долетел громкий взрадв хохота, осколки крторого были подхвачены эхом.
Он шел, словно кошка, входящая в незнакомый дом. Где-то рядом, в рощице мраморных колонн кто-то быстро пробежал, и вновь воцарилась тишина.
Молнией сверкнула догадка. Он помертвел от ужаса.
Там, в полутьме, различил Колумб легкую фигуру, летящую в танце. Босые ноги на хладном мраморе.
И певучий голос со смехом произнес:
— Ко-лумб! Ко-лумб! Ко-лом-бо…
Жалкая копия того божественного гласа, который посылало ему когда-то море. Новый взрыв смеха. И тут же иной голос — властный, мужской. И опять тишина.
Он ясно различил в просвете меж колоннами силуэт женщины, одетой в греческую тунику или просто окутанной вуалью. Она танцевала,
Прекраснейшая из женщин. Колумб почувствовал страх, любопытство и желание.
У нее были прямые длинные волосы. Ноги женщины с волнующим сухим стуком касались пола и спешили оторваться от него, газовые одежды взвивались вверх. Ему чудилось, что до него долетало ее дыхание, дыхание женщины-самки.
Да, то была она. Он упал на колени. Его душило волнение, какой-то священный ужас, словно в небе внезапно появилось светящееся тело.
Круг танца сужался. Что это? Сегидилья? Ритм движений настолько четок, что заставляет услышать несуществующую музыку. А танцовщица не перестает улыбаться.
У Колумба не было больше сил, он рухнул спиной на плитки пола. Страх сковал его члены.
Танцовщица сделала два круга вокруг поверженного мужчины и наконец остановилась рядом. Он ощутил, как нога, хранящая свежесть мозаичного пола, опустилась ему на грудь — жаркую и трепещущую. Грудь жалкого плебея.
Губы Колумба дрожали, но ему никак не удавалось разрядиться плачем. И тут он познал нечто совершенно неожиданное: мужская плоть его втягивалась внутрь, точно улитка, почуявшая опасность.
Он дерзко скользнул взглядом по прекрасной ноге, увидел тонкую лодыжку, очертания сильного бедра. А выше — синюю тьму полуночного моря.
Дикая страсть заполнила все его существо, но — как ни странно — то, чему следовало возмутиться, оставалось спокойным.
Ее присутствие, тяжесть ее ноги на груди — все это несло Колумба к берегу несказанного блаженства.
Естественно, он не мог знать, что испытывал то редкое эротическое состояние, которое, по выражению некоторых ученых, ведет к «экстра-генитальной поллюции», или «интраоргазму».
