Оба падаем в пыль, перекатываемся по инерции. Поднимаюсь первым, стою над девушкой, не решаясь подать руку. Люба нахмурилась, скорчила недовольную гримаску. Потом вскочила и звонко рассмеялась.
— А ты здорово бегаешь. Но только на длинные дистанции. В спринтеры не годишься — плохая реакция.
От этой похвалы я смущаюсь еще больше. Пытаюсь помочь Любе снять рюкзак, стряхнуть пыль, но делаю все так неуклюже, что она отстраняет меня.
Снова идем степенно, сосредоточенно, как, вероятно, и подобает туристам. Впереди показалось большое село Спас. Посредине его на пригорке возвышалась церковь, или, вернее, то, что осталось от нее. Когда-то она была пятиглавой, но сейчас торчал только центральный купол без креста, полуободранный, с обнажившейся обрешеткой. Там сейчас хозяйничали галки.
Почти к самым задворкам села подступали поля яровой пшеницы, про которые спрашивал Павел Александрович.
Люба сорвала ворсистый колосок, размяла его в горячих ладонях.
— Что это?
— Яровая пшеница.
— Сама вижу. Почему такая хилая?
— Долго рассказывать.
Люба скривила губы:
— Тупица? Все равно ничего не пойму?
— Да нет, я о другом...
— Вот что, ученый секретарь, в прошлом году мы два месяца работали в колхозе. На моем счету восемьдесят трудодней. На итоговом собрании приводились примеры, что некоторые колхознички за год столько не выработали. А за такую пшеницу я бы кого-нибудь высекла.
— Например?
— Начала бы с агронома. — И вдруг вместо агронома напустилась на меня. — Почему в институт не пошел, медалист?!
— Откуда вы все знаете?
— Земля слухом полнится. А в колхозе сидит какой-нибудь или какая-нибудь белоручка, вздыхает по асфальтированным проспектам и выращивает вот такую пшеницу. И в этом ты виноват! Пока раздумываешь, что делать со своим серебром, в сельскохозяйственные вузы пойдут люди не по призванию, а за дипломами.
Я мысленно спорю со своей спутницей. И не потому, что она не права. Права. Были у нас в колхозе такие специалисты. Покрутятся месяца два-три, да и обратно, благо не успели выписаться из домовой книги. Права, чего там говорить. Но мне не нравится ее высокомерно-покровительственный тон.
— Ваше секретарское высочество слышит мои слова?
— Слышит, но не запоминает.
— Ничего, до леса далеко. — Люба переходит на мою сторону. — Ты чему улыбаешься?
— Недавно у меня был примерно такой же разговор еще с одной девушкой.
— Кто такая?
— Таня Кружкова, секретарь райкома комсомола.
— Мне это льстит. Расскажи, какая она?
