Пытаюсь встать. На босую ногу смотреть страшно: синяя, вся в ссадинах и кровоподтеках. Отрезал рукава от брезентового плаща, натянул на истерзанную ногу, прихватил веревочкой. И вот бреду: с непокрытой головой, в одном сапоге и брезентовой безрукавке. Наметил ориентир — дымчатая сопка с острыми скалистыми зубцами. Где-то там маячил силуэт человека. Неужели это было сегодня?.. Потихоньку разминаю запекшийся в крови указательный палец правой руки, и на душе становится теплее: все стравил океану, а оружие сохранил. Впрочем, это не моя заслуга. Если бы не выдержал ремень, винтовку сорвало бы со спины.
Вскоре начала заползать новая тревога. Солнце зашло, с океана надвигалась черная ночь. Воздух загустел, пропитался влагой. Зубчатая сопка потеряла свои очертания, слилась с другими возвышенностями.
На пути встала заснеженная низина. Жадно глотаю снег. Теперь бы еще корочку хлеба. Одну только корочку! Чтобы хоть как-то дисциплинировать себя, мысленно отсчитываю минуты. Через каждые четверть часа — короткая остановка.
Снег сырой, глубокий. Усталость валит с ног. Охватывает не страх перед холодной, беспросветной ночью, а какое-то тупое безразличие. Я пугаюсь этого приступа, он уже подкрадывался ко мне на плоту. Заставляю, приказываю себе идти.
Теперь делаю остановки через десять минут. Только бы не упасть, не заснуть. Трудно. Начинаются галлюцинации. Все время чудится, что за мной кто-то идет. Останавливаюсь — шаги замирают, двигаюсь — снова раздражающие чавкающие звуки. На всякий случай снимаю винтовку, нащупываю спусковую скобу.
И вдруг слышу голос Борщова:
«Стой! Руки вверх!»
«Никита!..»
Он подхватывает меня.
«Пашка, Пашка-а-а! Живой! И еще идешь, и еще с винтовкой!..»
Кое-как преодолеваем снежную низину. Никита усаживает меня на камень, забинтовывает руки, переодевает в свою одежду и почти сонного кормит...
А утром, братцы, поймали мы японского шпиона.
Ребята растерялись от неожиданности. Кто-то даже начал заикаться:
— А-а ка-ак по-по-поймали-то?
— Самым кустарным способом, — повеселел пограничник. — Подошли к подножию зубчатой сопки и обомлели: на берегу из каменной расщелины поднимался жиденький сизый дымок.
Океанские волны тяжело бились об отвесные скалы, пенились, кипели. Но на этот раз они были нашими союзниками. Неслышно подкрались к цели. Никита прыгнул вниз и, как медведь, подмял под себя сильного пружинистого человека. Я свалился в расщелину вслед за своим напарником. Короткая борьба — и на руки пленника наложена надежная веревочная петля. И вот он уже неподвижно сидит против нас на скрещенных ногах, как каменное изваяние Будды. В узких щелочках глаз горит лютая злоба. Заговариваю по-русски — молчит. Перебираю небольшой запас готовых фраз из русско-японского разговорника — ни звука. Пробую объясняться жестами — никакого внимания.
