Все сыграли замечательно. Мы с Бернардиной в стремлении обойти друг дружку превзошли самих себя; надо сказать, маэстро будто нарочно выбрал сонату ми-бемоль — своеобразный поединок двух солирующих скрипок. Когда мы закончили и поклонились, король заявил, что figlie di coro окончательно его очаровали.
— Вивальди, — обратился он к маэстро необыкновенно прочувствованным голосом, — я просто не смогу отправиться на очередную встречу без этих ангелов в своей свите.
Он не спеша обошел нас: то тронет одну за щечку, то прикоснется к плечику. Бернардина усиленно смотрела в пол. Все мы раскраснелись от стараний.
Но сам король мог служить образчиком невозмутимости. Локоны его были завиты куда более вычурно, чем у нас, полное лицо запудрено до голубовато-белого цвета. Пониже правой скулы он носил мушку, которую великосветские кокетки называли завлекалочкой.
Пройдут годы, и многие участницы coro начнут являться на концерт с мушками на лице — у кого где. Здесь встретишь и «роковую женщину», и «страстную», и «шалунью», и даже «величавую», которую лепят на лоб, ближе к переносице. По мне, ничего глупее придумать нельзя, потому что наших лиц во время концерта все равно никто не видит — за исключением редчайших случаев.
Завершив обход, король томно махнул в нашу сторону унизанной перстнями ручкой и манерно произнес:
— Мой дорогой Вивальди, не можете ли вы как-то сделать, чтобы они поехали со мной?
Если бы маэстро переусердствовал и отвесил монарху поклон еще ниже, то непременно перекувырнулся бы через голову. Он приложился к самому массивному перстню на руке так называемого герцога, а затем к краю его платья, словно тот был сам папа римский.
— Нет таких правил, которые мы бы не нарушили ради вашей милости, и нет ничего, что бы эти ангелочки не согласились сделать в угоду мне.
Вивальди многозначительно покосился на нас, и мы послушно отступили на пару шагов назад. В погоне за влиятельным покровительством маэстро выглядел довольно противно.
Король, впрочем, принял все как должное:
— Вот и прекрасно, падре. Поедемте же поскорее в палаццо Фоскарини. Хотя постойте…
Он еще раз присмотрелся к нам и, думаю, впервые обратил внимание на убогость наших красных одежд, чиненных и стиранных раз сто. Бернардина поспешила прикрыть рукой больной глаз. Король с грустным неодобрением отметил веточки остролиста, украшавшие наши прически, — и свежие красные ягоды, казалось, сморщились под его пристальным взглядом.
