— Расе, bèlla!>15 Вам с подружкой будет куда безопаснее в мужском платье. И посмотри-ка сюда — смотри, горлинка моя, что я вам купила! — Она порылась в другой куче, потревожив еще одного мертвецки спящего малыша. — Вот, взгляни-ка на эту прелесть!
В руках она держала две маски на манер тех, что должны носить на карнавале венецианские евреи, выходящие за пределы гетто, — с преогромными носами, нависающими, словно бананы (я их видела на фруктовой барже, проплывавшей мимо приюта). Впрочем, такие маски мог носить кто угодно — думаю, просто из озорства — в веселые карнавальные месяцы.
Марьетта, все еще вне себя, топнула ногой:
— Хотела бы я сильнее тебя ненавидеть, да больше некуда!
— Ты что! — шикнула я на нее. — Ты же со своей матушкой разговариваешь!
— Лучше бы у меня совсем не было матушки!
При этих словах хитрая баба схватилась за сердце и застонала.
— Ну, что еще стряслось? — проронила Марьетта, но сквозь неприветливость ее голоса прорывалась неподдельная озабоченность.
Опершись на какую-то шаткую полку, Марьеттина мать оступилась, и ребенок, лежавший там, свалился на пол и захныкал. Она прикрикнула, чтоб замолчал, а потом, убедившись, что мы неотрывно смотрим на нее, старуха выпрямилась и протянула самым жалостным голосом:
— Я утешаюсь тем, что хотя бы отходную по мне споют как следует.
Марьетта зарылась лицом в складки на материнской груди, давно не видавшие стирки, и затряслась от рыданий.
— Я потратила деньги на лекарства, carissima.>16
Этого Марьетта уже никак не могла снести. Она поглядела матери в лицо и заявила:
— На выпивку ты их потратила, брехунья старая!
Неожиданно мать и дочь расхохотались, пока Марьетта не вспомнила обо мне.
— Давай переодеваться, Аннина! Что ты мне такие рожи строишь?
Она натянула на себя мужскую одежду и принялась убирать волосы под шляпу, которая прилагалась к костюму.
— Готово! — И Марьетта запихала свою приютскую одежду и башмаки в освободившийся мешок.
Мне так полегчало при мысли, что меня не собираются продавать в рабство, что я без дальнейших проволочек последовала примеру подруги и переоделась.
— Для мальчика ты слишком хорошенькая, — сказала я ей.
— Да и ты тоже, Аннина. Если б я сама не была мальчишкой, непременно бы в тебя влюбилась!
Я тем временем натянула маску:
— Тогда поцелуй меня!
Мы начали гоняться друг за другом по комнате и подняли такой шум, что кое-кто из детей проснулся и завопил.
— Видите, что вы наделали! Всем спать — поняли, неслухи? У вас, попрошайки мои, завтра тяжелый день!
