«Ох, и дрянь же это волжское!» — думал Глухов утром.
«Воблы» рядом не было, сохранялся только общий рыбный запах, но он мог проникать и через распахнутое окно.
Отсутствовали также:
— золотой нательный крест ценой в полтора рубля, — кошелек серебряных денег — копеек на сорок, — тайный план Ярославского военного речного порта.
Сохранились в неприкосновенности:
— кинжал дамасской стали с ручкой из моржового клыка и перламутровой инкрустацией, — пистолет двуствольный английской работы, — пятьдесят рублей золотом в голландских ефимках, — кожаный пояс со всеми этими удовольствиями.
Глухов совершенно пришел в себя, прикинул, что два рубля — нормальная плата за продвижение дезинформации (услуги девушки-воблы в счет не шли), и стал лежа думать о главной текущей задаче. Ноги ходить по-прежнему ленились.
Иван встал, походил насильно, выпил воды. Вспомнил мелкую деталь вчерашних посиделок. Она, как гвоздь, торчала в светлой картине пивного беспредела. Серый человечек с помятым лицом весь вечер держал дистанцию в обеденном зале. Он слишком правильно садился и пересаживался, не приближался более необходимого, несколько раз выходил вовсе. Исчез, когда грузчик второй раз потянулся за ножом.
Теперь Иван вспомнил свой вывод, сделанный по ходу событий, продиктованный про себя три раза, впечатанный в память усилием нетрезвой воли: «Он привязан к Наезднику».
Иван вспомнил, что Серый пересаживался, отступал, приближался только тогда, когда Наездник менял позицию.
«Боится Наездника. Интересуется происходящим», — подвел итог Иван.
Глухов спустился вниз, посидел немного на лавке, вышел во двор и обнаружил Наездника. Монах силился взобраться в седло. Наконец ему удалось, и лошадь резко взяла с места. «Сама дорогу знает», — понял Иван. Монах умчался, болтаясь в седле чучелом. Глухов вернулся в сени, но боковым зрением, почти затылком заметил серое пятно в тени забора. Он остановился в сенях и стал через щель рассматривать Серого человечка.
Мужик этот был обыкновенным русским мучеником, на лице которого отпечатались голодные годы, умеренная выпивка, счастливое нищее детство, военные тяготы и окончательное понимание безвыходности.
В России такой житейский набор обычно успевает случиться лет за 30. Человек растворяется в серых буднях и серых одеждах, и только тайный огонек продолжает искрить в глубине выцветших глаз. Собственно, этот огонек и есть наша русская душа. Только он один пока неподвластен верховным силам, только с ним ничего не могут поделать ни князья, ни цари, ни церковь, ни Бог. Вот почему так беспокойно сидится на российском престоле слабым и лукавым нашим вождям. Страшно гадам, что перестанет Серый Человечек смотреть в землю, потеряет интерес к отвалу почвы по осиновому сошнику или стальному лемеху, возьмется за осиновый кол или стальной нож.
