Федя видел состояние царя и попытался мышью пробраться к двери, тем более, что ему тоже хотелось слив в сахаре. Но Иван остановил его:
— Ты вот что, возьми Откровение и переведи.
— С какого языка? — не понял Федор.
— С русского. С какого ж еще? Хотя, можешь и с греческого долбить… Нет, с русского давай! Я сравнивать буду… — Как же?… С русского? На какой?.. — Федя ошалело вылупился на Грозного.
— Уж не на матерный. На наш, человеческий язык переводи! Не понял? Ну, чтоб там не было дурацких зверей двенадцатирогих, а так прямо и стояло: «Поляки», «Турки», «Ливонский орден». Понял?
— Понял, государь. — Федя пошел, потом вернулся, приблизился к Ивану.
— Ваше величество, а Царь Небесный?.. С ним как быть? — голос юноши дрожал натурально. Он поднял глаза на Ивана и замер. Царь сидел в кресле, выпрямив спину. Полуденный свет острым лучом очерчивал его крупную голову. Копна редких черных волос переливалась золотом, и лысина в просветах сияла нимбом. Властелин опустил на раба своего грозный взор и сказал:
— Помни, всегда помни, Федор, кто твой царь!
— Ца-а-р-рь! — кинулось под ноги убегающему Федору каменное эхо.
На выходе Сомов и Штрекенхорн остановили Федю немым вопросом: «Ну, что? Как там?».
— Служба, — ответил Смирной, — много службы, — на всех хватит. Надо служить.
Штрекенхорн заметно вздрогнул, — очень созвучны были слова отрока его мыслям.
Сомов тоже рябушку в холке почувствовал: «Ведьмоватый парень!».
Глава 5. Следствие в ночи
Дворцовый подьячий Прохор Заливной присутствовал в комнате Федора Смирного по двум причинам: как формальный начальник и как личный друг. Как начальник Прохор был обязан поучаствовать в книжном разбирательстве. Глава Дворцового приказа престарелый дьяк Володин услышал единственным чутким ухом, что государь озабочен книжными чудесами и поручил распутать клубок печатной премудрости младшему подьячему Смирному. Дьяк решил проявить осторожное рвение в сомнительном вопросе, но сам в эту ересь не полез, а направил на укрепление следствия Прохора. Володин решительно не доверял Смирному, а Прошка выглядел очень надежно: к этому молодому, упитанному, розовому парню с улыбчивой рожей и откровенной лысиной, казалось, не мог прилипнуть никакой из популярных грехов.
Прохор с радостью отвлекся от дворцовой толкотни. В эту весну новых боевых действий не начинали, войско отдыхало в Прибалтике, занималось мелкими зачистками, и вперед пошли дьяки иноземных дел. То есть, основной пот теперь изливался не кровавыми ручьями, а чернильными реками.
