В Кремле спали только четверо. Царь Иван лег досматривать сон о голых девках во всероссийской Книге. Засыпая, он отметил, что рисунки в ней тоже должны быть непременно.
Младший царевич Федор мучился вздутием живота, однако страдал во сне, не поднимаясь по надобности.
Его тезка — книжник Федор Смирной — спал в тайной библиотеке, положив голову на кожаный том византийского Прелестного Синода. В этой книге мечты царя об иллюстрированной порнографии были воплощены в полной мере — красочно и забавно. Поэтому сон Феди был глубок, ярок, многолюден и многоблуден.
Четвертым спящим был главный дворцовый кот Истома. Ему хватило разума не поддаваться на глупости. Реального пожара, землетрясения, нашествия татар и Антихриста он не предполагал. На этот счет у котов чутье точное.
Утром расхристанный Штрекенхорн явился к царю доложить, что вор очевидно скрылся из Москвы, так не нарядить ли дальнюю погоню? У двери в малую палату дежурила штатская стража — Данила Сомов с двумя громилами из псарей. На просьбу об аудиенции Штрекенхорн удостоился благосклонного кивка Данилы:
— Обожди немного, Ганс. Государь совещается по важному делу.
— С кем? — неуместно спросил Штрекенхорн.
— С царским советником, стряпчим Федор Михалычем Смирным, — важно добавил Сомов.
Штрекенхорн присел на лавку подумать: ждать приема или убираться от греха? Он чувствовал себя дураком:
«Вживаюсь в необъятную страну. Десять лет службы даром не проходят. Dumkopf in Dumland!».
Впрочем, резон дожидаться был. Государь мог заорать, чтоб Смирного хватали прямо здесь. Да и приказа никто не отменял, долг обязывал преследовать дичь до последнего предела. Можно считать, что мы его досюда и преследовали.
В горнице царя, тем временем, беседа шла спокойно, криков не раздавалось, и Ганс-Георг фон Штрекенхорн задремал, опершись на тяжелую офицерскую саблю.
Царь и Федор разговаривали заинтересованно, умиротворенно. Так большие ученые выдерживают профессорский стиль на пороге великого открытия, когда основные постулаты законспектированы, проверены, и никуда это открытие увильнуть уже не может. На свет появляется фарфор из академического ресторана, индийский чай размягчает и без того мягкую булочку с изюмом, и все произносимые фразы ложатся точно на предназначенное место. Так же укладывается последний ряд кирпича в здание храма. Но разве можно сравнивать бренное здание с вечным знанием?
С утра Ивану казалось, что ночные видения — пустой бред, игра безответственной фантазии. Часто человеку бывает стыдно за сонные надежды, пьяные мечты, любовные обещания. Но разве не из них рождаются великие военные и хозяйственные свершения, создаются династии?
