В заключение сна-письма Никон разразился длиннючей цитатой из евангельского поучения св. Павла Варнаве. Аминь.
На этого Павла царь ответил своим — митрополитом Павлом, который прямо и без цитат указал Никону на дверь. Никон перелобызал иконы и двинул на выход, прихватив патриарший посох Петра с единороговым набалдашником.
— Посох-то оставь! — зарычали бояре.
— Отнимите! — отгавкнулся Никон, и вышел вон.
Оставался час до рассвета, и в звездном предрождественском небе жутко пылала хвостатая комета. Садясь в сани, Никон стал «отрясать ноги» по евангельскому поучению. То есть, Никон не снег счищал, чтоб не наследить в ковровых санях, а как бы стряхивал прах, символическое дерьмо собачье, налипшее на ноги праведника в поганом, проклятом и морально загаженном месте. Никона проводили за заставу, Долгорукий от имени царя попросил формального прощения и благословения. Никон сказал, что Бог подаст, он, дескать, приезжал «по вести», а хвостатая метла небесная, — косяк на комету, — теперь выметет всех вас долой.
Мистификация на фоне кометы встревожила царя. За Никоном послали погоню: отобрать посох и допытаться про «весть». Никон посох и письмо с «вестью» не отдал, но после 5-часовых уговоров обещал всё это прислать в Москву. Позже.
Посох прислал, а вместо тайного письма с «вестью» прислал своё, с обычной волынкой. Но наши сыщики и сами нашли тайного корреспондента. Боярин Зюзин, оказывается, продолжал переписку с опальным и наплел ему, что царь сокрушается о патриархе и в душе вполне созрел вернуть ситуацию на прежнее место. Это была липа, Зюзин просто хотел продвинуться при удачном для Никона обороте. Его приговорили к высшей мере, но государь помиловал, сослал в деревню с конфискацией.
Никон продолжал смущать христианство. Он писал патриархам, ругал царя за налогообложение и звал весь мир на подмогу. Половина патриархов — антиохийский и александрийский без константинопольского и иерусалимского — двинулись в Москву весной 1666 года. Пора им было отобедать. Наши выделили крупные деньги, чтобы их встречать, сопровождать от Астрахани, кормить и поить по дороге. Одних лошадей было дадено 500 штук. Правда патриархи самочинствовали, везли с собой «воров» — печатника Лаврентьева, сосланного в Чечню за подпольную печать «римских соблазнов» (небось, Брантома распечатывал, ловкач!) и наводчика Ваньку Туркина, который сообщал казакам о времени отправки речных караванов с госимуществом. По дороге патриархи расстригли пару попов за порчу вверенного им словесного стада в девичьем монастыре и обычном приходе. Но на это Москва не обиделась.
