— Ну и проваливайте, жалкие трусы, чёрт с вами! — донёс ветер его крик. — Полезу один!
Оба диггера и готы неслись по кладбищу с быстротой, которую позволяли темнота и узкие дорожки. Все старались держаться тесной группой. Никто не говорил ни слова, слышались только шум шагов и хриплое дыхание. Володе казалось, что вокруг, почти у каждой могилы, лежат или сидят, скорчившись, какие-то люди. Он видел их только краем глаза. Вглядываться было страшно. Заглушая приступы ужаса, он мысленно говорил себе, что всё это ему кажется, что это игра теней, это бомжи, ночующие на кладбище… Жуткие люди, похоже, были всюду. С Володи ручьями тёк ледяной пот. Ему становилось дурно при одной только мысли, что эти незнакомцы могут выйти им навстречу и перекрыть дорогу к воротам. Сердце его билось как бешеное, а тогда, наверное, оно и вовсе не выдержит и разорвётся на куски.
— Где выход-то? — прохрипел Роман.
Бегущий впереди Зорро замедлил бег. Остальные сгрудились за его спиной. Гот лихорадочно оглядывался.
— Туда, — он показал в ту сторону, где не было зловещих силуэтов.
И правда, вскоре при блеске молний они увидели кладбищенский забор. Значит, и ворота должны быть где-то недалеко….
Перепуганная компания добралась до них и выбежала из кладбища. Все немного перевели дух. Жуткие тёмные силуэты остались позади и утонули в тени кладбищенских деревьев. Перед беглецами тянулась просёлочная дорога. Слева виднелся домик сторожа, в окне которого теплился свет.
— Туда! — крикнул Михаил, показывая на домик. — Надо сказать сторожу!
Все дружно устремились к сторожке, от которой при других обстоятельствах предпочли бы держаться подальше. Ошалевшим от ужаса беглецам она казалась единственным местом, где можно было почувствовать себя в безопасности.
Роман первым подбежал к двери и заколотил в неё, задёргал ручку. Хлипкая щеколда вылетела после третьего удара и компания, шумно отдуваясь, ввалилась в единственную комнату сторожки.
Под потолком неярко горела лампа, освещая крашеные бледно-жёлтой краской дощатые стены, стол, накрытый грязной клеёнкой и уставленный стаканами и сальными газетными свёртками, груду какого-то тряпья и пустых бутылок в углу и лежанку у стены, с которой, ворча спросонья, поднимался высокий крепкий старик лет под семьдесят.
— Что? В чём дело? — заревел он, уставившись мутными глазами на молодых людей. — Кто такие?
— У нас только что на кладбище друг погиб! — выпалил Михаил.
— Как — погиб? — Сторож засопел, начал шарить ногой, ища под лежанкой ботинок. — Ты толком говори.
