— И почему это, когда я пьян, каждый оказывается сильнее и умнее меня?… — Он уже поставил ногу в машину. — Я шел домой совершенно спокойно, — заявил он.
— Да, сэр, — ответил полицейский.
— Мне не нужны никакие неприятности, — сказал водитель, — от флотского или от любого другого.
— Вот и хорошо, — сказал полицейский, захлопнув дверцу за Локкартом, и спросил в открытое окно: — Вы помните адрес?
— Да, — ответил Локкарт, — он выколот у меня на сердце.
— Хорошо, — сказал полицейский и кивнул водителю: — Ну, поехали.
— Мы должны победить, — сказал Локкарт на прощанье.
— Безусловно, — ответил полицейский. — Только не сразу. Оставьте хоть что-нибудь на завтра.
— Ну и как там на линкорах? — спросил водитель через плечо, когда они проехали примерно милю.
— Я думаю, скверно, — ответил Локкарт, пытаясь одновременно зажечь сигарету и снять с плеча противогаз.
— Я только так спросил, — раздраженно сказал водитель. — Они, по крайней мере, не тонут?
— А вы разве не хотите выиграть войну? — спросил Локкарт.
— Я многого хочу, — сказал водитель и бросил многозначительный взгляд на счетчик. — После полуночи двойной тариф.
— Чепуха, — возразил Локкарт.
Водитель нажал на тормоза, остановил машину и спросил угрюмо:
— Что вы сказали?
— Я родился в этом городе, — начал Локкарт мысль настолько ясную, что даже сам поразился этому. — Вы ведь знаете прекрасно…
В последний вечер своего отпуска Локкарт пошел в театр. Попал на простой мюзикл, ничем не примечательный. И там, в антракте, когда включили свет, он увидел то, что на многие месяцы осталось в памяти.
Он увидел группу офицеров королевских ВВС из госпиталя, который имеет дело с пластическими операциями. Шестеро молодых людей в военной форме были одинаковы. Глянув вдоль ряда, он так поразился их уродству, что на мгновение подумал; это лишь игра света и тени. Но лица летчиков были одинаково исковерканы, изуродованы ранами и торопливыми швами, наложенными хирургом. Одинаково изборождены шрамами и ожогами, без бровей, без ушей, без губ и подбородков были эти лица. Серовато-желтые, где их опалил огонь, и ярко-красные на шрамах. Целый ряд искалеченных лиц. И рядом с каждым из них были другие лица — свежие молодые лица девушек. Девушки оживленно улыбались и болтали. Они смотрели в изуродованные лица, не вздрагивая и не отворачиваясь. А изуродованные лица не в состоянии были улыбаться в ответ. И едва ли могли просто говорить. Они смотрели на девушек испытующе, настороженно…
