в кармане, иврит в башке. Только что мне с него, с того ришайона? В "Адассе"
[32]тянут, из "Сороки"
[33] вообще ни ответа ни привета… "Совланут, леат-леат вэ ихье беседер…"
[34] — кодекс нашей олимовской жизни. Ладно, подожду. Хотя работать хочется — руки чешутся! Только Баську жалко: надрывается, бедная, на трех никайонах
[35], приходит усталая, разбитая — и садится заниматься с Данькой. "Не мешай папе, Данюша, папа занимается." Вот человек! Никогда бы
там не подумал, что в этой изнеженной выпускнице музучилища окажется столько преданности и силы. Помочь бы ей хоть чем-то! Где подзаработать хоть агору
[36]лишнюю? На стройку, что-ли пойти? Тут, недалеко, строят гигантский кэньон
[37]. Арабы-кабланы
[38]каждый день вербуют у нас в поселке чернорабочих. Но руки, руки… Я же хирург, а не коновал черт возьми! После стройки — аорто-коронарное шунтирование? Абсурд! Помню, когда в "Совке" нас перед операциями гоняли на уборку территории, меня профессор Сырбу со скандалом ограждала от этого маразма: "У вас, Гриша, редкие руки!" Она, член Лондонского хирургического общества, комплиментов не делала никогда — знала, что говорила.
Где-то вы сейчас, профессор? Оперируете раненых на полях сражений за великие национальные идеи? Дай Б-г Вам вырваться из этого ада! Я — вырвался. И что? Да ничего. Сижу и не могу. Не могу купить Баське новые туфли, Даньке — велосипед. Не могу увезти их из этой липкой жары[39]к морю, хоть на пару дней. Не могу… Могу ждать, беречь свои драгоценные руки, читать толстые медицинские книги (уже на трех языках!). Могу уже почти спокойно смотреть на покрасневшие от "Экономики"[40]руки жены… Привык? Иногда мне хочется кого-нибудь убить! Забыть про клятву Гиппократа — и убить. Кого? Кто виноват, что я уже год сижу тут без дела? Что Баськиным пальцам уже не до фортепианных пассажей? На кого злость? На мир, на себя? Все, хватит душу травить! Вернемся к нашим баранам: "Новые методы лазерной хирургии склеротизированных тканей аорты по материалам…"
Израиль, караванный поселок N, июнь 199* года, эрев шаббат[41] За столом — четверо. Четверо молодых и здоровых мужчин, которых нелегкая олимовская жизнь столкнула и сблизила в этом забытом Б-гом и сильными мира сего караванном поселке. На столе — водка, джин, тоник, швепс. Эрев шаббат. Соф шавуа[42]. Мужики молча надираются — расслабляются после тяжелой рабочей недели. Говорить не о чем — все уже сказано. Мальчишник. Бабы собрались у Ляльки — им еще интересно пережевывать свои немудреные "девические тайны". В углу "салона" бубнит на 21 канале огромный "Сони" — остатки былой роскоши: "Новости из Останкино". Обычный конец обычной недели. Так было неделю назад, месяц назад. Кажется — так было
