V. После чтения "Сестренки" Антуан начинает догадываться о причинах бегства Жака
Ветер утих, моросило, светящиеся пятна фонарей расплывались в тумане. Предпринимать что-либо - слишком поздно.
Антуан мечтал об одном, - как можно раньше попасть домой.
На стоянке ни одного такси. Поэтому он прошел пешком улицу Суфло, прижимая локтем к боку "Сестренку"; но с каждым шагом росло нетерпение, и скоро ему стало совсем невмоготу. На углу бульвара ярко освещенная вывеска "Пивная" сулила если не одиночество, то хоть немедленное пристанище, и это-то соблазнило Антуана.
В тамбуре он столкнулся с двумя безбородыми юнцами, которые, взявшись под ручку, чему-то смеялись, о чем-то болтали; о своих романах, конечно. Антуан прислушался: "Нет, старина, если человеческий ум способен усмотреть связь между этими двумя явлениями..." Антуан почувствовал себя в самой гуще Латинского квартала.
В нижнем этаже все столики были заняты, и, направляясь к лестнице, ведущей на антресоли, Антуан пробился сквозь облако тепловатого дыма. Второй этаж был отведен для игроков. Вокруг бильярда слышался неумолчный смех, споры, возгласы: "Тринадцать! Четырнадцать! Пятнадцать!", "Кикс!", "Снова мимо!", "Эжен, стаканчик!", "Эжен, пива!". Веселая болтовня контрапунктом прошивала холодный стук бильярдных шаров, похожий на стаккато телеграфного ключа.
Каждая черточка любого из этих лиц дышала юностью: румяные щеки, окаймленные пробивающейся бородкой, чистый взгляд под стеклами пенсне, щенячья неуклюжесть, живость, лирическая мягкость улыбки, открыто говорившая о счастье расцветать, надеяться на все, просто существовать.
Петляя среди игроков, Антуан приглядывал себе местечко поукромнее. Кипение этой юности отвлекло его на миг от собственных забот, и, пожалуй, впервые он ощутил тяжесть своих тридцати лет.
"Тысяча девятьсот тринадцатый год... - думал он, - чудеснейший выводок. Куда здоровее и, пожалуй, еще задорнее, чем наш, чем были в юности мы десять лет назад..."
Путешествовал Антуан мало и поэтому, можно сказать, никогда не думал о своей родине. А вот нынче вечером он испытывал совсем новое чувство и в отношении Франции, и в отношении будущего страны - чувство веры, гордости. Не без мимолетного оттенка грусти: ведь и Жак мог бы быть среди тех, кто воплощает все эти чаяния... Да и где-то он? Что делает в эту, скажем, минуту?
В дальнем конце зала несколько сдвинутых вместе столиков были свободны, - на них складывали верхнюю одежду. Антуан решил, что тут, за этой грудой пальто, за этими суконными укреплениями, ему будет совсем неплохо. Поблизости никого, только чуть в стороне какая-то мирная парочка: кавалер, совсем еще юнец с трубкой в зубах, читал "Юманите", не обращая внимания на свою подружку, а та, потягивая теплое молоко, развлекалась в одиночестве как могла, - то лощила ногти, то пересчитывала мелочь, то разглядывала в карманное зеркальце свои зубки, то искоса бросала взгляды на новых посетителей; на несколько минут ее внимание привлек этот уже пожилой, явно чем-то озабоченный студент, который, даже не сделав заказа, тут же погрузился в чтение.
