Ворон в клетке каркает зловеще.
Принц гоняет мух эфесом шпаги.
Королева-мать пакует вещи.
Генерал-фельдмаршал жжет бумаги.
Мебель, статуи, ковры, картины —
Бросить все! — какой удар по нервам!
Все из-за гофмаршала, скотины:
Клялся умереть, а смылся первым!
Королева-мать кряхтит с натуги:
Где теперь ливреи-позументы?
Во дворце — ни стражи, ни прислуги,
Только ветер кружит документы.
В сапогах на королевском ложе
Лейб-гусар с похмелья отдыхает.
Он следит за королевой лежа,
Стряхивает пепел и чихает.
«Что, мадам, не велико уменье
В наши времена стать ближе трону?
Я вот, например, спустил именье,
Ну а вы — профукали корону.»
Крыса пробежала по паркету.
Латы притаились в полумраке.
В галерее хмурятся портреты:
Генералы, рыцари, вояки…
Тот в мундире, тот закован в панцирь,
В жизни был тюфяк, а здесь — отважен…
Ворон в клетке — натуральный канцлер:
Точно так же стар, и глуп, и важен.
Принц, худой болезненный подросток,
Смотрит на портреты генералов.
Вырос он среди мишурных блесток
И тоски придворных ритуалов.
Ни друзей, ни игр, весь день в мундире —
Экспонат дворцового зверинца.
Нет несчастнее ребенка в мире,
И за что народ не любит принца?!
Входит кучер в сюртуке. «Проклятье!
Сколько можно ждать! Мадам, вы скоро?»
«Я еще не уложила платья
И сервиз китайского фарфора!»
«Платья! Чашки! Между прочим, эти
Всех нас могут запросто повесить!
Мне не надоело жить на свете,
Жду еще минут, ну скажем, десять.»
Выстрел раздается в переулке.
«Слышали? Вас встретят не свирелью!» —
Кучер спешно роется в шкатулке
И в карман пихает ожерелье.
Вновь палят. Уже внизу, у входа.
Дверь слетает с петель под тараном.
Слышен крик: «Да здравствует свобода!» —
Звон разбитых стекол — «Смерть тиранам!»
«Ч-черт!» — гусар срывает эполеты.
Кучер прочь бежит, ругаясь глухо.
Генерал хватает пистолеты,
Целясь правым в дверь, а левым — в ухо.
Звон стекла. Визг пули над карнизом.
Входят э т и — с вилами, с ножами.
Королева над своим сервизом —
Словно Архимед над чертежами…
