Покончив со щекой, русалка зачерпнула еще крема и занялась плечом, потом другим, потом грудью. Грудь она гладила особенно нежно и долго, всю, от шеи до кончика сосков. В этом месте она замерла на секунду, снова полезла в косметичку, вытащила круглую баночку блеска для губ и зачем-то нанесла его на соски, после чего снова вернулась к медитации с кремом...
Сколько все это продолжалось, Галя не знала. Она смотрела на русалку, как завороженная, не в силах оторваться ни на секунду, словно сама ощущая нежные движения прозрачных пальцев, медленно погружаясь в сладкое забытье. Вдруг что-то выдернуло ее из мягкой истомы.
Русалка сидела теперь не напротив, а совсем рядом с ней, вполоборота. Одной рукой она протягивала Галине баночку с кремом, другой указывала себе на спину, тем самым однозначно выражая свою просьбу. Вялая, словно заторможенная, Галина не успела ни подумать, ни отказаться.
Зачерпнув каплю крема, она легонько провела рукой по русалочьей спине. Кожа была нежной и шелковистой, рука словно сама плыла по ней, спускаясь по столбику позвоночника к талии, подымаясь к ключицам. Галина вдруг осознала, – нет, скорее, почувствовала, никакое сознание давно было тут не при чем, что, намазывая кремом эту атласную спину, получает невыразимое удовольствие, подобного которому не получала, пожалуй, ни разу за всю свою жизнь. Тут была нежность, и ласка, и какая-то размытая тоска, и что-то еще, чему не бывает названия, но чего так хочется каждой женщине, потому что именно этого ей чаще всего не хватает.
В какой-то незамеченный ею отчетливо момент Марла повернулась к ней лицом, и уже ее прозрачные ладони тоже скользили по рукам и лицу Галины, усиливая блаженство. Она не различала, был на них крем или нет, да это было и совершенно неважно, так же как неважно было и то, что куда-то исчез ее сарафан, и купальник, и она сама, исчезая, летела, плыла, растворялась в нежном качании воды и тихом русалочьем смехе...
Когда Галина очнулась, в сарае было совсем темно. Она только успела различить прощальный взмах светящейся белой русалочьей руки и всплеск воды. Все тело было каким-то новым, невесомо-легким, казалось, сделаешь резкое движение – и взлетишь, да так и останешься витать в эмпиреях.
– Господи, как хорошо, – подумалось Галине. Это была первая мысль, вернувшаяся в опустевшую от блаженства голову. – Какое счастье.
Это было, пожалуй, действительно больше всего похоже на счастье, но счастье не момента, когда вдруг резко, как ударной молнии, понимаешь, что счастлив, – а состояния. Оно было медленным и спокойным, это счастье, оно жило в каждой клеточке тела, и не хотелось шевелиться – чтобы не расплескать.
