И многое еще было в ту страшную ночь. Где-то щелкали выстрелы тех, что решили сопротивляться до конца; где-то полыхали брошенные дома, которые некому было тушить; с окраин возвращались беженцы, не успевшие покинуть город и уткнувшиеся в непроходимую серую преграду; вдоль стен бочком пробирались горожане, возвращавшиеся, согласно приказу новой власти, по домам — были среди них и Артур, Генрих и Эльза; и до утра еще взревывали сирены, заводские и автомобильные гудки, и суетились военные, растерянные и жалкие, и сновали возле бронированных пришельцев какие-то отважные люди, не то репортеры запрещенных газет, не то просто любители острых ощущений, а к утру город затих, словно вымер, спрятался за стенами домов, такими прочными вчера и такими ненадежными сегодня.
А когда рассвело, люди увидели, что небо над городом по-прежнему низкое и серое, без единого просвета.
Но это уже не были тучи.
Это была серая пелена Тумана.
В этот день, Первый День Новой Эры, в квартире у Генриха вновь стали собираться старые знакомые. Артур ввалился около полудня; Генрих, не видевший его с ночи, засыпал друга вопросами.
— Ничего я не знаю, — сказал Беланов. — Пока вроде все спокойно… Эльза все надеется, что вернется Роберт. Ни шиша он не вернется. В городе не осталось молодежи. То есть, как я понял, шпана всякая, пьянь, наркоманы остались, а ассистенты все исчезли. Впрочем, может, они в центре… Центр города обнесен заграждениями, новые хозяева туда никого не пускают. А сейчас я спать хочу… Голова раскалывается.
Спал он, однако, недолго: до четырех часов. В это время в квартире появился Карл.
— Честь имею, господа, — объявил он с порога, — здравствуйте, почтенные кролики! Бедные вы, бедные! Играли себе на лужайке, щипали травку, плодились и размножались, решали свои кроличьи проблемы и воображали себя жутко умными и важными. А теперь пришли дяди ученые, которые лучше вас знают, в чем смысл кроличьей жизни. Смысл в том, чтобы стать материалом для опытов! И вы должны дрожать от радости, что ваши жалкие кроличьи жизни будут принесены в жертву интересам человечества!
Артур глядел на него с некоторым недоумением. Генрих подошел к Карлу вплотную и изумленно воскликнул:
— Боже мой! Да ведь ты пьян!
— Это совершенно невозможно, — сказал Артур. — Мы все знаем, что Карл не пьет.
— Да, я пьян, — подтвердил Карл с каким-то особенным удовольствием, — я пьян, как — как? — как сапожник. А почему я не могу напиться? Если весь мир летит в тартарары, если нет больше ни города, ни Республики, если по улицам шляются не родившиеся потомки наших не родившихся потомков и указывают нам, как жить дальше — почему я, спрашивается, не могу тоже плюнуть на здравый смысл и напиться?!
