Пользоваться баллонным кислородом не значит чувствовать себя на вершине Эвереста как на уровне моря. При подъеме от Южной вершины, с регулятором, настроенным на поставку чуть меньше двух литров кислорода в минуту, я должен был останавливаться после очередного тяжелого шага и вдыхать полные легкие воздуха три или четыре раза подряд. Потом я делал еще один шаг и снова был вынужден остановиться, чтобы сделать четыре тяжелых вдоха, — и это была наибольшая скорость, с которой я мог продвигаться. Поскольку кислородная система, которой мы пользовались, поставляла скудную смесь сжатого кислорода и окружающего воздуха, то, пользуясь кислородом на высоте 8840 метров ты чувствовал себя приблизительно так, как на высоте 7900 метров без кислорода. Но баллонный кислород даровал нам другое преимущество, которое не так просто выразить в количественном измерении.
Поднимаясь по кромке хребта, ведущего к вершине, заглатывая кислород в свои истерзанные легкие, я наслаждался странным, непозволительным чувством спокойствия. Мир за пределами моей резиновой маски был изумительно ярким, но казался совершенно нереальным, как будто кино прокручивалось в медленном темпе перед моими защитными очками. Я чувствовал себя словно в наркотическом опьянении, разобщенным с окружающим миром, совершенно изолированным от внешних раздражителей. Я должен был напоминать себе снова и снова, что по другую сторону гребня было больше 2000 метров пропасти, что ставки здесь были очень высоки, что я могу поплатиться жизнью за единственный неверный шаг.
Через полчаса подъема от Южной вершины я прибыл к подножию ступени Хиллари. Это был самый знаменитый участок на всем маршруте восхождения, с двенадцатиметровой, почти вертикальной скалой, и устрашающим на вид ледником, но, как ни странно, мне очень сильно хотелось ухватиться за внушающую опасения веревку и быть первым на этой ступени. Однако было совершенно ясно, что Букреев, Бейдлман и Харрис чувствуют то же самое, и с моей стороны было бы заблуждением, порожденным кислородным голоданием, считать, что кто-нибудь из них собирается позволить клиенту заграбастать такое завидное первенство.
В итоге, честь подниматься первым на этом участке досталась Букрееву, как старшему проводнику и единственному среди нас, уже побывавшему ранее на Эвересте; он уверенно проделал эту работу с Бейдлманом, травящим ему веревку. Но процесс это был медленный, и пока Букреев старательно взбирался к гребню ступени, я нервно посматривал на свои часы и раздумывал, смогу ли я идти без кислорода. Моя первая канистра закончилась на Балконе, по прошествии приблизительно семи часов, в 7:00 утра. Исходя из этого я рассчитал, находясь на Южной вершине, что моя вторая канистра закончится около 14:00, и я глупо предположил, что этого времени будет предостаточно, чтобы подняться на вершину Эвереста и вернуться назад к Южной вершине, где я мог взять мой третий кислородный баллон. Но сейчас уже было больше 13:00, и меня начали одолевать серьезные сомнения.
