– Я вас не совсем понимаю, – сказал Дронго.
– Он остался посмотреть. Сейчас придет, – наконец выдавил Мокрушкин.
– Мы можем побеседовать с вами? – спросил Дронго.
– Нет… то есть да. Конечно, можете. Где вы хотите беседовать со мной?
– В комнате врачей, там будет удобнее, – предложил Дронго. – И не нужно так нервничать.
– С чего вы взяли, что я нервничаю?
– Вижу, – ответил Дронго, не вдаваясь в подробности.
Мокрушкин дернулся, но не решился спорить.
В комнате врачей никого не было. Здесь Мокрушкин почувствовал себя гораздо увереннее. Он уселся на стул, стоявший у стола, показал на другие стулья. Когда все расселись, он сказал вполне твердым голосом:
– Слушаю вас.
Однако было заметно, как ручка, которую он взял в правую руку, дрожит в его пальцах. Он бросил ее на столик.
– Спокойнее, – посоветовал Дронго, – мы ведь хотим только поговорить.
– Кто вы такие, – встрепенулся Мокрушкин, – что вы здесь делаете так поздно? Если вы приехали из Башкирии, то почему не возвращаетесь в отель? Завтра утром все врачи будут на месте и вы сможете с ними переговорить.
– Нам не нужны все врачи, – возразил Дронго, – нам нужны именно вы, Алексей Георгиевич.
– Почему именно я? – нервно спросил Мокрушкин. – Кто вы такие?
– Пока всего лишь гости вашего хосписа. А почему именно вы нужны нам, ответ на этот вопрос очень простой. Именно в ваше прошлое дежурство произошла смерть Боровковой.
– Ну и что? При чем тут Боровкова? Она была очень больна. Все об этом знали. Вы из прокуратуры? Или журналисты? Зачем вам нужна эта история.
– Именно об этом мы хотим с вами переговорить.
– Я не буду с вами разговаривать, – выдохнул Мокрушкин. – Если даже статью организовали против Федора Николаевича, то я не виноват. Я не думал, что все так получится. Я не хотел, не знал… – он сбился и замолчал, тяжело дыша.
Дронго и Вейдеманис переглянулись.
– Это вы сообщили Светлане Тимофеевне все подробности, – понял Дронго, – рассказали, что Степанцев принял решение отправить тело в городской морг, что он потребовал подписи Глейзера. Верно?
– Я не думал, что все так получится, – опустошенно произнес Мокрушкин. – Я просто доложил ей о случившемся за время моего дежурства. Она приказала, чтобы ей докладывали отдельно. Сурен Арамович или Людмила Гавриловна могут игнорировать ее замечания, а мне… у меня не получается. Вдруг она действительно станет главным врачом… У меня семья, маленький ребенок. Ни в одной больнице Николаевска я не смогу получать столько, сколько здесь. Сурену Арамовичу не страшно, он может устроиться в любом месте, его везде с руками оторвут. А куда мне идти? Поэтому я ей все рассказал.
