Мулей | страница 32



Мы с Марийке вместе доехали до аэропорта. На прощание она поцеловала меня и сказала, что хотела бы полететь со мной, держать меня за ру­ку, тогда она точно будет знать, что я не натворю никаких глупостей. По-моему, не лучшая идея. Так мы бы только рассорились. Она повторила несколько раз, что в Брюсселе меня всегда ждут, я могу приехать в любой момент, здесь меня всег­да ждут профессиональный моральный совет или просто чашка чая и теплая постель.

Вчера перед сном я долго думала о словах Де­ниса. Он прав, мне надо освободиться от себя самой. По большому счету, писать так, как это делаю я, слишком пафосно. Такие дневники пи­шут только в состоянии глубокого потрясения, но поскольку я пережила потрясение сильнее сред­нестатистического, то у меня есть извинение. По крайней мере на некоторое время. Но мне хорошо понятно, почему умирающие сжигают свои днев­ники. Дневники пишется не для того, чтобы их читал кто-то помимо автора, озарило вдруг меня. Смысл дневников в том, чтобы их писать. Быва­ют, конечно, исключения, вдруг автор совершит потом что-нибудь выдающееся, и людям захочет­ся узнать, каким он был, пока ничего такого не сделал, но ко мне все это отношения не имеет.

Я подумываю начать писать не о себе. Пока я днем валялась в полудреме, меня посетила одна идея. Моя героиня могла бы иметь имя Солныш­ко, она сама улыбчивость, беззаботность и опти­мизм, родом откуда-нибудь с западного побере­жья Норвегии, бабушка с дедушкой — миссионе­ры в Черном Конго, папа пусть будет священник, а мама руководит местной Лигой женщин, а по­том жизнь Солнышка покатится под гору, и в жо­пу ко всем чертям.


3 марта

Бангкок. Я просидела больше суток в аэропор­ту, писала первую главу о Солнышке. Я вижу, что за окном жарко и солнечно, но сию секунду Сол­нышко для меня гораздо важнее. Я ведь сюда не гулять приехала. Начала я в самолете, и дело по­шло очень бодро, но затем капитан сказал: «Ко­манде занять свои места, самолет приступил к по­садке», и полет вдруг закончился, к моей досаде; я чувствовала, что пока не допишу главу, не смогу думать ни о чем, поэтому я села в первом же и самом лучшем кафе и продолжила. Я переписы­вала главу раз восемь-девять. По-моему, я первый раз после смерти мамы, папы и Тома забыла и время, и где нахожусь и впервые ощутила какую- то свободу, что ли. Писать о Солнышке совсем не то, что писать о себе. Это все равно что разгады­вать кроссворд, только гораздо интереснее и без подсказок. И мне нравится мое Солнышко. Я уже влюбилась в нее. Поэтому с тоской думаю, как она плохо кончит, как плохо ей придется. Первая гла­ва называется «В Солнышко вселяется Сатана».