Что ж, пусть нет никаких небес. Ну тогда к тому времени, как Джонни состарится, ученые непременно придумают что-нибудь, чтобы жить вечно. Но вот его мама, скорее всего, до этого не доживет.
Он сделал этот неутешительный вывод еще до того, как пошел в школу. Его мама обладала только одним серьезным недостатком по сравнению с мамами большинства других детей — она была существенно старше. «Когда мне будет 8, ей будет уже 50», — думал со страхом мальчик. «50 — ведь это уже старость!»
Но вот этот роковой рубеж был достигнут и перейден, а ничего как будто не изменилось. Миссис Кроуди не превратилась в старуху на следующее утро после своего пятидесятого дня рожденья. Если один-другой седой волос и добавился, то это было совершенно незаметно. Конечно, ее нельзя было бы спутать с фотографией двадцатилетней давности, изображавшей еще незамужнюю Хелен, но ведь Джонни и не видел ее такой. Женщина сорока с чем-то, к которой он привык, осталась такой же и в 50. «Разве это старость? — утешал себя Джонни. — Даже те, кто работает, в этом возрасте еще и не помышляют о пенсии. Вот 60 — это действительно старость. Но до этого еще далеко. До этого еще десять лет — больше, чем я уже прожил на свете!»
Джонни хорошо учился в школе — мать заботилась, чтобы он не бездельничал. Когда ему было трудно, она решала задачи вместе с ним — но отнюдь не вместо него. Юный Кроуди рос сообразительным мальчиком, и хотя некоторые предметы — например, английский — вызывали у него отвращение, но физикой и математикой он занимался с интересом. Этому немало способствовали и научно-популярные книги, которые миссис Кроуди покупала для своего сына — в то время как другие родители считали лучшим подарком бейсбольную биту или игрушечный пистолет.
Но, заботясь об интеллектуальном развитии ребенка, миссис Кроуди не могла научить его постоять за себя физически. А это, увы, было необходимо — быдло, как известно, не любит слишком умных. Джонни нередко приходил домой зареванный, с синяком под глазом. Бывало, в таких случаях он жалел об отсутствии отца или старшего брата, который мог бы разобраться с обидчиками. Но по здравом размышлении он приходил к выводу, что отец, скорее всего, заявил бы, что это его проблемы и что парень должен сам уметь постоять за себя. Да и потом, у обидчиков тоже были отцы и братья, так что это не выход.
Миссис Кроуди, как могла, утешала заплаканного Джонни, а потом шла в школу и жаловалась директору. Обидчикам попадало, и они били Джонни снова — за ябедничество. Странный закон стаи требовал, чтобы жертва сносила издевательства без сопротивления — тогда, может быть, в следующий раз ей позволят поучаствовать в травле кого-то другого. Но Джонни был не настолько глуп, чтобы подчиняться подобным законам. Миссис Кроуди снова шла в школу, а также звонила родителям обидчиков и грозила судебными исками. В конце концов даже самые тупые усвоили, что с Джоном Кроуди лучше не связываться. Его больше не трогали, но и общаться с ним всячески избегали. У него даже перестали просить списывать, тем более что он и не давал. Вокруг Джона образовался вакуум; наивные, они надеялись досадить ему этим. Да Джонни был просто счастлив, что этот сброд малолетних дегенератов оставил его в покое. О, с каким удовольствием он убил бы их всех, каждого когда-либо издевавшегося над ним придурка! Почему, ну почему нельзя было заплатить их жизнями за продление жизни мамы?
