Настоящее имя | страница 7



— Наташ, привет. Как дела?

— Нормально, Сережа, — промурлыкала трубка. — По радио передавали, на Ломоносовском какой-то жуткий взрыв, десятки трупов. Это правда? Ты не оттуда, случайно?..

— Я радио не слушаю, — сказал Фокин. — Сегодня у меня доклад руководству, а потом я Чуйкову одно дело обещал… Часам к восьми освобожусь.

— Вообще-то сегодня Валентинов день, мой милый!

— Это что такое?

— Спроси у своей секретарши. Нет, лучше не спрашивай Я тебе сама расскажу.

— Ты только аккуратно. Помни про осторожность. Помни все, чему я тебя учил.

Наташа засмеялась.

— Конечно, я все помню. Рука в сумочке и так далее. До вечера.

— Пока.

Фокин вернул телефон и направился к передвижной лаборатории. Сименкин выскочил ему навстречу.

— Титан, товарищ майор. Особо чистый титан с необычными присадками. По-моему, такой используется только в космической промышленности.

— Чего ты такой дерганый? — подозрительно спросил Фокин и, наклонившись, учуял свежий водочный дух.

— Хочешь, чтоб я тебе матку вывернул?

— Ваша воля, — потупился эксперт. — Я все сделал на совесть, как мог. Только расслабиться надо — иначе этого не вынести. Сто пятьдесят всего…

Майор посмотрел на него, словно бетонной плитой придавил.

— Смотри никому на глаза не попадись! И тем скажи, кто остальные триста пятьдесят оприходовал. А то я вас по стенкам размажу!

Краса и гордость столичных моргов — черные пластиковые пакеты, совсем как в голливудских боевиках, с той только разницей, что здесь нельзя сделать эффектное «вжжжик», поскольку замки-«молнии» отсутствуют, вместо них — обычные завязки. Санитары упаковывали труп, обозначенный цифрой «4», двое приподнимали тело, двое подсовывали шуршащий саван. Веки мертвеца ссохлись от тысячеградусного жара, наружу смотрели белые, как у вареной рыбы, глаза. Под неосторожными пальцами санитаров проступала наружу сукровица. Один из санитаров громко сглотнул.

Фокин не сомневался, что и эти тоже, закончив свою работу, уединятся где-нибудь в больничном коридоре и разопьют по триста на брата… И выкурят, конечно, по полпачки.

И он бы врезал, да нельзя — надо раскручивать следствие и к трем часам дать Ершинскому какой-то результат. Разве что вечером, после работы…

Фокин прикусил фильтр сигареты.

— …Пожалуйста, товарищ майор.

Перед ним вырос человек в кожаном кепи и длиннополом кожаном пальто, тот самый, что недавно стоял у «лендровера»; в его ладони бился уверенный огонек зипповской зажигалки.

— Не курю, — сказал Фокин, отворачиваясь. Но человек снова появился в поле зрения. Высокий, широкоплечий, с грубым и решительным лицом, которое в данный момент выражало предельную вежливость и почтительное внимание.