Я прислушался к своим ощущениям, Троцкий явно был частью меня и все те мысли, которые бродили на периферии мозга, были его мыслями. Именно он и подсказал мне имя доктора.
«Охренеть», — подумал я, после чего грязно выругался.
— И что же теперь делать? — спросил я свое, точнее Троцкого, отражение в зеркале. Отражение недоуменно развело руками и промолчало.
Все это время в уборную ломился доктор Дымкович. Дверь сам он открыть не смог, хотя и достаточно долго пытался, видимо слыша мои метания и вскрики, поэтому позвал кого-то еще, и через некоторое время дверь начали высаживать.
Я подошел и открыл замок. За дверью стояли Глазман, Блюмкин, доктор Дымкович, два латыша из моей охраны. Еще один ковырялся в замке, пытаясь его открыть.
Когда я открыл дверь, все встревожено уставились на меня. Потом одновременно бросились ко мне, что-то выкрикивая при этом. Однако первым, как это ни странно, успел доктор, который, обеспокоено закудахтав, бросился ко мне и начал подхватывать.
Поняв, что я не падаю, Карл Иосифович начал меня обеспокоенно ощупывать, заглядывая в глаза.
— Доктор, все в порядке, успокойтесь. Здесь и так места мало, а Вы меня с таким напором вообще раздавите.
После этих слов, Дымкович убрал руки и обеспокоено смотрел на меня, не решаясь уйти.
— Конечно, я выйду, но, Лев Давидович, я очень за Вас опасаюсь.
— Я сам за себя опасаюсь, доктор, — ответил я ему, покосившись в зеркало. — Так какое, Вы говорите, сегодня число?
— Четвертое декабря, Лев Давидович. Вы разве не помните? — доктор подозрительно посмотрел на меня.
— Помню, Карл Иосифович. Просто хочу себя проверить. Год, какой? Восемнадцатый? — спросил я наугад.
— Конечно, — подозрительность доктора, если и не исчезла, то разбавилась опять вернувшимся беспокойством.
— Лев Давидович, Вы получили сильнейший удар, у Вас опаснейшая травма, как минимум — очень сильное сотрясение мозга. Это было три с половиной часа назад. Несмотря на все это, Вы уже встали и ходите. Это странно. Это первый случай в моей практике и не только моей. Я не слышал, чтобы после таких травм так быстро вставали. Вы, судя по всему, через час бегать начнете. Я не знаю, что делать, Лев Давидович. Не может такого быть, чтобы Вы не нуждались в помощи, но, судя по симптомам, Вы в ней не нуждаетесь, — доктор выжидательно смотрел на меня, явно желая услышать ответ.
— Кто за меня работать будет, товарищ Дымкович? Революция не ждет, враги не дремлют. Контрреволюция наступает по всем фронтам, а Вы говорите — покой. Вот закончим дела, тогда и отдохнем, — сказал я. Ответ мне подсказал Лев Давидович.
