Это признание относится к 1851 году. Поразительно, с какой беспощадностью двадцатидвухлетний Толстой анализирует свои переживания.
В том же 1858 году, когда он пишет о сестрах Берс: «Милые девочки!» с восклицательным знаком, — он записывает в дневник странный сон, в котором фигурирует еще живой брат Николай Толстой: «…видел во сне, что Николенька в женском голубом платье с цветком едет на бал». Толстой серьезно относился к снам, постоянно фиксировал их в своих дневниках, посвящал им отдельные места в сочинениях и даже отдельные сочинения («Сон молодого царя», «Что я видел во сне…» и др.).
Этот «голубой» сон 1858 года просто напрашивается быть осмысленным в эстетике Серебряного века, как и другой — начала 1859 года: «Видел один сон — клубника, аллея, она, сразу узнанная, хотя никогда не виданная, и Чапыж в свежих дубовых листьях, без единой сухой ветки и листика…»
Да это же Незнакомка, «узнанная» за полвека до появления ее в поэзии Блока! Это заставляет по-новому взглянуть на облик Толстого-жениха.
Когда посещение Толстым семьи Берсов стало слишком частым и приобрело явно жениховский характер, старшая сестра решила, что она и есть избранница Л.Н. А как иначе? Ведь к тому времени, как он начал различать трех «милых девочек» как отдельных личностей, Елизавета Берс была единственной сестрой на выданье. Да и порядок требовал, чтобы первой замуж вышла старшая сестра.
Однако не даром бабушка сестер Берс, родная тетка их отца Мария Ивановна Вульферт говорила о Сонечке, которую она любила больше всех: «Sophie a la tête abonnée». Это игра слов. «У Сони — голова в чепце» или «У Сони — голова абонирована». Это означало, что Сонечка первой выйдет замуж.
Старшей сестре Лизе чего-то недоставало. Она была девушка милая, серьезная, но необщительная. Ее постоянно видели с книгой в руках.
— Лиза, иди играть с нами, — звали ее младшие сестры и брат Саша, пытаясь отвлечь от чтения.
— Погоди, мне хочется дочитать до конца.
«Но конец этот длился долго, — вспоминала Т.А.Кузминская, — и мы начинали игру без нее. Она не интересовалась нашей детской жизнью, у нее был свой мир, свое созерцание всего, не похожее на наше детское. Книги были ее друзья, она, казалось, перечитала всё, что только было доступно ее возрасту».
Казалось, эта серьезность должна была привлечь Толстого. Ведь что его больше всего раздражало в Арсеньевой? Кокетство, любовь к нарядам, балам и умственная пустота. Лиза была полной противоположностью ей. И Толстой поначалу это оценил и даже привлек девушку к сотрудничеству в своем педагогическом журнале «Ясная Поляна».
