– Амортизаторы, – сказал он и сморщил нос. – Для горной местности не годятся.
Мы ждали. Я читала книжку и подслушивала переговоры Дюваля по рации, но не понимала ни слова, кроме того, что мы – «голубые» (или в «голубом» секторе?). Дюваль и солдат на том конце были безупречно вежливы друг с другом, несмотря на помехи и постоянно прерывающуюся связь.
Приехал грузовик. Мы забрались в кабину. Через некоторое время нам пришлось выйти. Спустила шина. Ее сняли и скатили с обочины; рядом бежал солдат и подгонял ее палкой. Дюваль был само спокойствие. Я не видела ни одного дома, не говоря уж о мастерской, в радиусе пяти миль, однако к тому моменту уже научилась безоговорочно верить его рации и неунывающей улыбке.
Я побрела вдоль зарослей, вглядываясь в кружево сплетенных лиан и баньяновых корней, заостренных, как лезвие ножа. Здесь росли райские цветы и прыгали лягушки с флюоресцентной кожей – зрелище восхитительное, как картинка в детской книжке. Реальность была куда опаснее. Первооткрыватели, пытавшиеся прорубить себе путь в зарослях, исчезали без следа или помирали от потери сил как мухи. Немногие выжившие описывали джунгли как очаг гниения и малярии, кишащий жалящими, кусачими и ползучими тварями.
Подобные истории повторялись и в наши дни. В 1953 году шестеро эквадорских солдат были взяты перуанцами в плен во время «проверки» пограничных знаков. Они бежали в джунгли и вышли оттуда почти через месяц в состоянии, близком к голодной смерти. Солдат перуанской армии постигла та же судьба. Владельцы этих земель приходили и уходили. Но в самих джунглях ничего не менялось.
Подъехал открытый пикап. Мы погрузились в кабину. Я встала в кузове и попила воды среди испещренных кружевными тенями пойм, покрытых ковром белых и пурпурных орхидей. Над плотными зелеными листьями порхали бабочки; прозрачные облака играли в догонялки среди деревьев, увешанных сочными плодами. Это было дикое место, нетронутый рай. Внутри меня все бурлило от радости.
Мимо пронеслась шеренга военных грузовиков и бензовозов.
Пограничный лагерь стоял на голом участке на склоне горы. Дома из грубых досок, волейбольная площадка, флагшток и большой цементный знак, провозглашавший право солдат на «победу, а не смерть». Стены были разрисованы улыбающимися черепами в оливково-зеленых беретах, лихо надетых набекрень. С балконов свисало белье, а игроки в пятнистых от пота майках перекидывались грязно-белым волейбольным мячом, точно бомбой, которая никак не взорвется.
