Я поймала последнюю волну, благополучно вынесшую меня на берег. Бусо вышел из воды; он дрожал. Подхватив лодку весом двести пятьдесят фунтов, он взвалил ее на плечо и ушел.
Я взяла весло и побежала следом.
– Завтра, – сказал он, сдавленно дыша под весом кабайито, – мы построим твою лодку.
Наутро мы с Бусо и его сыном Карлосом отправились за тростником. Мы шли над отметкой прилива, где песчаная кромка резко обрывалась, превращаясь в ряд глубоких, вырытых вручную ям – каждая размером с плавательный бассейн. В них росли мясистые зеленые стебли камыша-тоторы. В каждой яме — поса – произрастало достаточно камыша, чтобы в год построить пять кабайито. Это было неплохо, ведь в среднем лодка имеет срок жизни лишь несколько месяцев, прежде чем ежедневная борьба с океаном возьмет свое.
Бусо вручил мне косу, и я с опаской ступила в густую болотную жижу. Стебли нужно было срезать под углом не выше двух дюймов над уровнем воды, оставляя позади зловещие острые колья, точь-в-точь как в ямах-ловушках времен войны с Вьетнамом. Я шла вперед, стоя по колено в грязи, срезая тростник и сваливая его в кучу. Что-то скользнуло по моей ноге.
– Здесь кто-нибудь водится? – спросила я Карлоса, с трудом делая вид, что меня это не очень-то и волнует.
– Крабы, – ответил он. – Ну и змеи бывают.
– Какие змеи?
Он кивнул подбородком в сторону океана, не прекращая работы.
– Морские. Их приносит приливом.
Морские змеи – самые ядовитые в мире. Я поджала пальцы ног и продолжила срезать тростник.
Накосив три больших снопа, мы перенесли их на песок и разложили на солнце. Обычно процесс сушки занимал две недели; сочные зеленые стебли твердели и постепенно обретали цвет спелого маиса. Но Бусо явно не хотел, чтобы мы так долго путались у него под ногами, и сразу отвел нас к куче уже подсохшего камыша чуть дальше. Мы собрали и почистили стебли, а затем отнесли их обратно на узкую улочку, где стоял дом Бусо.
За входной дверью был не дом, а кроличий садок: два этажа крошечных клетушек и огромная кухня, способная накормить целую армию. Собственно, так и было: семеро из десяти детей Бусо по-прежнему жили под его крышей. Все сыновья, кроме двоих, стали рыбаками, а две дочери вышли замуж за рыбаков. У кого-то была уже своя семья; кроме этого, в доме жили несколько сирот, которых Бусо подобрал на пляже, точно доски, выброшенные на берег. Он шепотом считал: «Двенадцать, четырнадцать, восемнадцать, двадцать три,» Всего двадцать пять ртов, которые нужно было ежедневно кормить. Чтобы свести концы с концами, он держал маленький огородик чуть дальше от берега и свинью в кирпичном загоне рядом с кухней.
