Однажды оголтелый фашистский ас, не сумевший прорваться в Ленинград, возвращался на свою базу с неизрасходованным комплектом боеприпасов. По пути он решил освободиться от бомбового груза и сбросил его на наши траншеи, не причинив, правда, при этом особенного вреда. Своевременно предупрежденные наблюдателями, бойцы успели попрятаться в укрытиях.
— Воздух! — снова закричали наблюдатели, заметив делавший разворот самолет противника.
Опустели наши траншеи, лишь общая любимица кошка Мурешка, прижившаяся у нас, спокойно шла через шоссейную дорогу к соседям-минометчикам, у которых по времени как раз должен был быть обед.
Фашист, пролетев вдоль шоссе и не заметив на этот раз для себя ничего интересного, кроме «отдельно идущей кошки», ради развлечения начал пикировать на нее, поливая с бреющего полета пулеметным огнем.
Обезумевшая от страха кошка присела, поджав хвост, а потом бросилась бежать по шоссейной дороге. Фашист не поленился сделать третий заход и все-таки убил нашу Мурешку. Подлец был метким стрелком. Однако этот заход оказался последним и для него самого: наш боец, тамбовский парень Юрий Семенов, сделав всего один-единственный выстрел по самолету из простой трехлинейки, попал, видимо, прямо в летчика. Потерявшая управление машина так и не вышла из своего последнего пике. Ткнувшись носом, она ушла глубоко в землю и, к всеобщему удовольствию, взорвалась. Мы ликовали: наша Мурешка была отомщена…
Итак, мы отправились сдавать экзамены.
Стояло хмурое октябрьское утро. Уже давно в траншеях пропала сырость, заметнее, ощутимее стали холода по ночам. Накануне прямо на сухую, замороженную землю выпал первый обильный снег, словно простыней укрывший покалеченную ленинградскую землю. Мы все решили, что ранняя, первая военная зима будет очень суровой.
Лейтенант Буторин, разбив нашу группу на пары, расставил их по обороне полка на заранее облюбованные им огневые позиции. Мы знали, кто с кем и где будет стоять, еще с вечера. Каждая пара заранее побывала на месте, привела в порядок свои стрелковые ячейки, подготовила и замаскировала их.
В паре со мной был Иван Добрик — невысокого роста крепыш с широкоскулым, добродушным лицом, но с постоянной хитринкой на нем. Он отлично стрелял по мельчайшим мишеням, а служакой был прямо-таки отменным. Помню случай, который у меня с ним произошел еще в мирное время в Карелии, где стоял наш полк. В тот вечер я поздно возвращался в роту из штаба полка.
