Он не слезал с телефона, выпытывая скудные крохи информации о каком-то анонимном покупателе Тициана или Рембрандта или о поврежденной копии ученика Рубенса или Рафаэля. Особенно он интересовался поврежденными и реставрированными картинами, но, естественно, эту информацию давали особенно неохотно.
Когда примерно через четыре месяца после исчезновения Леонардо Жорж оказался в Лондоне, я спросил совершенно серьезно:
— Ну что, Жорж, ты уже знаешь, кто ее украл? Поглаживая объемистый портфель, Жорж загадочно улыбнулся:
— Ты будешь удивлен, если я отвечу «да»? Строго говоря, у меня пока всего лишь версия, причем на редкость безумная. Если хочешь, расскажу.
— Конечно, — сказал я и добавил почти с упреком: — И это все, чего ты сумел добиться?
Он поднял тонкий указательный палец, призывая меня к молчанию.
— Во-первых, Чарлз, прежде чем ты поднимешь меня на смех, позволь заявить вполне официально: сам я считаю свою теорию абсолютно фантастичной. И все же, — он протестующе пожал плечами, — только она объясняет все факты. Но чтобы собрать доказательства, мне необходима твоя помощь.
— Считай, что ты ее получил.
Жорж извлек из портфеля пачку фотографий. Все они оказались репродукциями картин, причем отдельные места были обведены фломастером. Некоторые из фотоснимков представляли собой увеличенные фрагменты картин с одним и тем же персонажем — человеком в средневековой, одежде с высокомерным лицом и козлиной бородкой. Жорж отобрал шесть самых крупных фрагментов.
— Узнаешь?
Я кивнул. За исключением одной — «Снятие с креста» Рубенса в ленинградском Эрмитаже — я видел все оригиналы в последние шесть лет: исчезнувшее «Распятие» Леонардо, другие «Распятия» — Веронезе, Гойи и Гольбейна, картину Пуссена «Голгофа». Все они экспонировались в музеях-Лувре, Сан-Стефано в Венеции, Прадо, Рикс-музее в Амстердаме, все были хорошо известны. Все — подлинники, все — предмет особой гордости музеев, не говоря уже о Пуссене — жемчужине национальной коллекции.
— Конечно, я знаю эти шедевры. Но ведь все они под надежной защитой. Не хочешь же ты сказать, что эти картины — следующие в списке таинственного грабителя?
Жорж покачал головой.
— Скажу иначе: он ими весьма интересуется… Что еще ты заметил? Я снова взглянул на репродукции.
— Один и тот же сюжет. И все идентичны — за исключением, может быть, отдельных мелких деталей.
— Я пожал плечами. — Ну и что?
— А то, что все они в разное время были украдены!
— Жорж нервно прошелся по комнате. — Пуссен — из коллекции Шато Луар в 1822 году, Гойя — похищен Наполеоном из монастыря Монте Кассино в 1806, Веронезе — из Прадо в 1891, Леонардо, как мы знаем, четыре месяца назад, а Гольбейн — захвачен для коллекции Германа Геринга в 1943.
