Дикие лебеди | страница 73
Однако он выполнил свой долг перед бабушкиной семьей. Хотя он отказался взять Юйлиня на службу в разведку, но достал ему соответствующее удостоверение. Юйлинь никогда не работал на разведку, но удостоверение избавляло его от призыва, и он продолжал помогать в аптеке доктору Ся.
В маминой школе работал молодой учитель Кан, преподававший китайскую литературу. Он отличался большим умом и обширными знаниями, и мама очень его уважала. Он рассказал ей и двум другим девушкам, что участвовал в антигоминьдановском движении в Куньмине, городе на юго — западе Китая, и его подругу убило гранатой во время демонстрации. Его лекции, имевшие явную прокоммунистическую направленность, производили на маму сильное впечатление.
Однажды утром в начале 1947 года маму остановил у школьных ворот старый смотритель. Он вручил ей записку и сказал, что Кан уехал. Мама не знала, что Кана предупредили об опасности — некоторые агенты гоминьдановской разведки тайно работали на коммунистов. Тогда мама имела слабое представление о коммунистах и уж тем более не подозревала, что Кан — один из них. Она поняла только, что ее любимый учитель скрылся, чтобы избежать ареста. Записка была от него и состояла из одного слова: «Молчание». Понять это можно было двояко. Либо то был намек на строчку из стихотворения, написанного Каном в память о своей подруге: «Молчание, в котором зреет наша сила», — в этом случае записку следовало понимать как призыв сохранять мужество; либо это было предостережение от опрометчивых поступков. К тому времени мама заслужила репутацию бесстрашной личности и приобрела авторитет среди учеников. Почти тотчас ей стало известно, что в школу прислали новую директрису, делегатку Национального съезда Гоминьдана, по слухам, связанную с тайными службами. Она привезла с собой группу сотрудников разведки, в число которых входил Яохань, ставший политическим руководителем школы и следивший за учащимися.
Ближайшим маминым другом в то время был ее дальний родственник, которого она называла Брат Ху. Его отец владел сетью универмагов в Цзиньчжоу, Мукдене и Харбине, имел жену и двух наложниц. Жена родила ему сына, тогда как у наложниц детей не было, и поэтому они ее возненавидели. Однажды в отсутствие мужа наложницы подмешали какого — то зелья в еду хозяйке и молодому слуге, а затем положили их в одну кровать. Когда господин Ху вернулся и нашел свою жену, по видимости пьяную до беспамятства, в постели со слугой, он пришел в неистовство, запер ее в каморке в дальнем углу дома и запретил сыну видеться с матерью. У него было смутное подозрение, что все это подстроили наложницы, поэтому он не отказался от жены и не выбросил ее на улицу, что считалось наивысшим позором (не только для нее, но и для него самого). Он боялся, что наложницы причинят вред сыну, и отослал его в пансион в Цзиньчжоу. Там моя мама познакомилась с ним, когда ей было семь, а ему двенадцать лет. Его мать в своем одиночном заключении вскоре сошла с ума.