— Вполне допустимо, что он просто счел незначительным.
— А вы? — Ее голос звучал довольно настойчиво. — Вы интересуетесь прошлым? Творениями минувших веков? Именно для этого вы и пришли сюда, в музей?
Эрл удивился ее настойчивости и любопытству. Была ли это попытка установить более тесные отношения или что-то еще? Внешне она выглядела вполне обычно: студентка, возможно, старающаяся расширить свой кругозор. Но внешность зачастую бывает очень обманчива…
— Просто на улице шел дождь, — объяснил он, — и я в поисках временного укрытия оказался здесь, в музее. А вы?
— Мне просто нечем было заняться, — бесхитростно созналась она. — А в музее можно встретить таких интересных людей! — Ее рука мягко скользнула в его; девушка взяла его под руку и он почувствовал жар ее тела. Блузка, в которую она была одета, была достаточно прозрачна, чтобы дать представление о совершенстве прелестей ее обладательницы…
— Стоит ли нам догонять остальных, или вы уже увидели то, что хотели? — Она настойчиво смотрела ему в глаза.
— А если я вполне доволен?
— Ну, я полагаю, что в дождливый день можно найти массу гораздо более интересных вариантов, чем прозябание в этой лавке древностей, — медленно произнесла она. — Более приятных и ничуть не менее полезных и поучительных. Ну как?
— Гид ждет нас, — ответил он, высвобождая руку и направляясь дальше по галерее.
Гид стоял около обширного пространства, огороженного веревкой, укрепленной на металлических опорах. Внутри этого пространства находился одинокий куб-пьедестал. Гид одной рукой указывал на этот куб, а другую поднял театральным жестом, призывая всех внимать каждому его слову.
— Пожалуйста, посмотрите сюда. — Он недовольно покосился на Дюмареста и девушку, которые с опозданием присоединились к остальным экскурсантам. — То, что вы сейчас имеете счастье наблюдать, есть не что иное, как настоящая тайна веков, разгадку которой не знает ни один из ныне здравствующих корифеев науки. У меня тоже нет ни одной догадки насчет этого таинственного явления… Сначала я попрошу вас лишь об одном: пошире раскрыть глаза, а позже я попытаюсь объяснить, что вы наблюдали. — Он замолчал на мгновение — как актер, ожидающий затаенных вздохов зрителей, — а потом медленно нажал какую-то кнопку. — Внимание! Начали!
Немного позже, когда появилось солнце, их ощущения стали менее острыми, контуры слегка смягчили свою угловатость, клубок радужных полос, казавшийся бесформенно-сумасшедшим, вдруг приобрел вполне конкретные очертания гибнущих, рушащихся под натиском неизвестных внешних сил зданий, улиц, механизмов. Но начало картины было подобно взрыву, вызвавшему у всех зрителей страх, ужас, ощущение опасности и безысходности последствий… Стены беззвучно рушились, погружаясь в бушующее пламя, люди метались в агонии страха и ужаса; природа гибла под натиском внешней слепой силы, которая жгла, крушила, уничтожала… Небо, черно-кровавое, простиралось над всем, словно насмехаясь и кляня одновременно… Руины, камни, крики, безмолвный плач и стенания — на фоне странных переливов света, которые, словно радужный шатер, окутывали дымкой все происходящее…
