Джебел задумчиво произнесла:
— Варвары. Но ведь их культура, образ жизни не умерли и оказываются вполне жизнеспособны?
Селкас перебил ее, не вставая со своего места во главе стола:
— Это касается только настоящих варваров, но для цивилизованных наций попытка делать ставку на варварство — это чушь! Возврат к прошлому, деградация! Но цивилизованные общества часто опускаются до таких глубин безнравственности и извращенности, которые не известны варварам. Как по-твоему, Эрл?
— Я согласен с вами. — Пез улыбнулся. — Ты слышишь, Волин? Сколько раз я повторял подобное? Мы пытаемся быть тем, чем не являемся на самом деле. И в этом таится большая опасность.
— И разгадка смысла единоборств и борьбы? — Шама еще ниже склонилась над столом, улыбаясь Дюмаресту. — Вы, как никто другой, должны ценить это. Ведь зрители чувствуют настоящий, необъяснимый подъем, наблюдая схватку. Включаются все внутренние силы, резервы, глубинные чувства и эмоции! Это должны ценить и на это должны уповать те, кто участвует в единоборствах непосредственно, активно. Не чувствуете ли вы себя рожденным заново после поединков такого рода? А огромное удовлетворение? Очищение? Приток сил и уверенности?
— Нет, госпожа. Я чувствую только облегчение, что все уже позади.
— Вы просто поддразниваете меня, — кокетливо сказала она, — и мне бы очень хотелось, чтобы здесь был Монтарг, который наверняка смог бы объяснить все гораздо лучше меня.
— Он сражался когда-нибудь на арене?
— Монтарг? Нет, но…
— Тогда он не смог бы стать экспертом в этом вопросе, при всем моем уважении к вам.
— А вы сами — эксперт и знаток? — спросила она едко.
— Дюмарест жив, — вмешался Селкас, — и это лучшее доказательство…
После горячих блюд на стол были выставлены изысканные напитки, вина, сладости и фрукты. Эрл выбрал для себя тисейн, аромат которого напоминал запах цветов, а вкус — мед. Он расслабился, откинувшись в кресле и лишь краем уха прислушиваясь к разговорам. Незнакомые имена — Монтарг, Чозл — подобно ярким вспышкам света, мелькали в разговоре то здесь, то там. Ошибки, неуверенность, натиск, хитрость…
Протягивая руку за очередным пирожным, задумавшись, Дюмарест почувствовал скользящее прикосновение мягкой кожи и взгляд глубоких синих глаз.
— Позвольте предложить вам… — Он прямо и вопросительно посмотрел ей в глаза.
— Благодарю вас, — она взяла автоматически, не выбирая. На протяжении всего вечера она незаметно наблюдала за ним, пытаясь поймать знакомое выражение упрямства, воли, внутреннего напряжения борьбы. А он был вежлив, предупредителен и мягок с ней, как с настоящей женщиной, полной очарования и достойной поклонения, а не как с монстром, уродом или изгоем. Чтобы сказать что-то, заполнить неловкую паузу, она произнесла, смущаясь:
