Шарлотта одарила дочь неприязненным взглядом.
– Оливия преувеличивает, – чопорно заверила она, и Джин заподозрила, что за такие разговоры девушке еще достанется на орехи. – Я чувствую себя отлично.
– Что ж, рада слышать.
– Дорогая, это миссис Гловер. – Константинос Ангелиди искусно вклинился в разговор жены с Шарлоттой, повергнув тем самым Джин в нешуточное смущение. – Помнишь. Теодорус рассказывал о ней?
– О да, конечно. – Пока Джин гадала, что такого Дерек наговорил о ней своим родителям. Элени Ангелиди протянула ей изящную тонкую руку. – Добро пожаловать, миссис Гловер. Я так рада, что вы смогли принять наше приглашение.
– Я… – Джин украдкой взглянула на сестру, которая уже не скрывала раздражения. – Вы так добры, что пригласили меня. Пожалуйста, зовите меня просто Джин.
– Кстати, я должна сказать, как мы все благодарны Дереку… Теодорусу за то, что он вчера утром взял Джин на прогулку по морю, – вставила Шарлотта, явно не желавшая оставаться в стороне. – Это было очень мило с его стороны.
Губы Элени дрогнули, и она, выразительно изогнув аристократическую бровь, взглянула на мужа.
– Сомневаюсь, что Теодорус пригласил миссис… Джин на прогулку только ради того, чтобы прослыть милым, – сухо заметила она.
Джин, которая внутренне сжалась оттого, что сестра попыталась принизить ее, была не единственной, кто ломал голову, что же означали эти слова. Элени между тем посмотрела за их спины, и нежная улыбка озарила ее тонкое смуглое лицо.
– А вот и Теодорус. Быть может, спросим у него, почему он так поступил?
Джин подавила зевок и отогнала прочь искушение поставить локоть на стол, чтобы подпереть кулаком голову. Головная боль, терзавшая ее уже не один час, была скорее всего следствием выпитого вина… или же Джин просто невмоготу стало смотреть, как Шарлотта старается подольститься к Константиносу и Элени Ангелиди. Такой черты характера Джин прежде у сестры не замечала, и зрелище ее стараний могло бы казаться жалким, если бы не было таким отталкивающим.
И уж конечно ее головная боль никак не была связана с тем, что с той самой минуты, когда Дерек присоединился к ним, его вниманием целиком завладела Оливия. Так и должно быть, строго твердила себе Джин, презирая ядовитую змею ревности, которая ворочалась в ее сердце. Кто знает, вдруг, если бы она не повстречалась на пути Дерека, он и Оливия теперь были бы помолвлены? Она просто спятила, если решит, что, поскольку отец и мать Дерека дружески отнеслись к ней, она что-то значит для самого Дерека. И верно, ведь, кроме двух-трех небрежных фраз, с которыми Дерек обратился к ней, едва появившись на террасе, более они не обменялись ни словом.
